Джейми сидел рядом со мной. Он взял меня за руку и вперился в Майкла немигающим взглядом.

– Для таких, как она, не придумано названия, но она знает будущее. Выслушайте Клэр.

Все обратились в слух, я откашлялась, взволнованная своей ролью оракула, но все же решила рассказать. Впервые я ощутила внезапное родство с некоторыми из ветхозаветных пророков поневоле. Пожалуй, теперь я в точности знала, что чувствовал Иеремия, вынужденный предсказать падение Ниневии. Я лишь надеялась, что встречу более теплый прием, – насколько я помнила, жители Ниневии бросили пророка в колодец.

– О французской политике вы знаете больше, чем я, – глядя на Майкла, сказала я. – Я не смогу рассказать в подробностях о ближайших десяти или пятнадцати годах. Но после этого все быстро придет в упадок. Под впечатлением от происходящего сейчас в Америке во Франции случится революция, но не совсем такая же. Короля и королеву посадят в тюрьму, а потом обезглавят.

Все ахнули, а Майкл прищурился.

– Начнется Террор, людей станут вытаскивать прямо из их домов и судить, всем аристократам грозит смерть либо изгнание, а богатым людям придется нелегко. Джаред не доживет до этого, но ты – да. И если ты хоть вполовину так талантлив, как я полагаю, то ты будешь богат.

Майкл фыркнул, остальные посмеялись над его реакцией, но недолго.

– Французы построят механизм под названием гильотина – быть может, он уже существует, не знаю. Изначально ее создали для гуманного способа казни, но ею начнут пользоваться так часто, что гильотина станет символом Террора и революции в целом. Вряд ли ты захочешь быть во Франции в такое время.

– Я… откуда вы это знаете? – спросил Майкл. Он был бледен, но глядел воинственно.

Вот он, камень преткновения. Я крепко сжала руку Джейми под столом и рассказала им все.

Воцарилась тишина. Только Йен-младший не выглядел ошарашенным, ведь он уже знал и более-менее поверил мне. Зато большинство присутствующих не верили. Однако сказать, что я лгу, они тоже не могли.

– Вот что мне известно, – сказала я, обращаясь к Майклу. – И вот откуда я все узнала. У тебя есть несколько лет, чтобы подготовиться. Перевести дело в Испанию или Португалию или продать его и уехать в Америку. Делай что хочешь, но не оставайся во Франции дольше чем на десять лет. Все, – резко сказала я, поднялась и при всеобщем молчании вышла.

* * *

Удивляться было нечему, но я все же удивилась. Я собирала яйца в курятнике, и вдруг снаружи раздалось заполошное кудахтанье и хлопанье крыльев. Я пристально посмотрела на последнюю курицу, и она клюнула меня. Я взяла яйцо и вышла посмотреть, кто пришел.

Это оказалась Дженни, а в переднике у нее было зерно. Странно – час назад птиц уже покормила одна из дочерей Мэгги. Дженни кивнула мне и принялась разбрасывать зерно. Я положила теплое яйцо в корзинку и принялась ждать. Дженни явно хотела поговорить со мной наедине и нашла подходящий предлог. У меня было дурное предчувствие.

Оно полностью оправдалось. Дженни бросила последнюю пригоршню зерна и вместе с ним отбросила притворство.

– Мне нужна твоя помощь, – не глядя мне в глаза, сказала она. На виске ее пульсировала жилка.

– Дженни, – промолвила я, не в силах ни остановить ее, ни ответить ей. – Я знаю…

– Ты вылечишь Йена? – подняв на меня глаза, прямо спросила она.

Так я и думала. Хотя насчет ее эмоций ошибалась. Волнение и страх – и ни грана робости или смущения. Она смотрела на меня, словно ястреб, и, если я ей откажу, она, подобно ястребу, склюет плоть с моих костей.

– Дженни, я не могу.

– Не можешь или не станешь? – резко спросила она.

– Не могу. Боже мой, ты что же, думаешь, я бы не излечила его, если б могла?

– Да. Из-за неприязни, что ты ко мне питаешь. Если это единственная причина – я искренне прошу у тебя прощения, хотя я сделала то, что сделала, из лучших побуждений.

– Что именно ты сделала? – Я и в самом деле ничего не понимала, а она почему-то разозлилась.

– Не делай вид, что не знаешь! Когда ты вернулась в тот раз, я послала за Лири!

– Вот оно что. – Я вспомнила, но в свете всего остального это казалось такой мелочью. – Ладно. Я не держу на тебя зла. Однако хотелось бы знать, зачем ты за ней послала? – спросила я – из любопытства и желая хоть немного успокоить ее. Я повидала немало людей, страдающих от нервного истощения, горя и страха, а ею владели все эти чувства.

Она нетерпеливо переступила с ноги на ногу, будто собираясь уходить, но не ушла.

– Джейми не сказал тебе о ней и не говорил ей о тебе. Я, наверное, понимаю почему, но я думала, что когда она придет сюда, то ей придется взять быка за рога и недоразумение будет устранено.

– Она чуть не устранила Джейми вместо недоразумения, – сказала я, начиная закипать. – Бог мой, она же стреляла в него!

– Оружие я ей не давала, – огрызнулась Дженни. – Я не думала, что он скажет ей такое, а она достанет пистолет и всадит в него пулю!

– Ты сказала, чтобы я ушла!

– Разве у меня не было на то причины? Ты однажды уже разбила ему сердце, и я подумала, что ты снова его разобьешь! Ты имела наглость появиться здесь, вся из себя прекрасная и цветущая, в то время как мы… мы… именно тогда Йен начал кашлять!

– Что…

– Его забрали и посадили в Толбут. Но тебя не было здесь, когда это произошло! Тебя не было здесь, когда мы голодали, мерзли и опасались за жизни наших мужчин и детей! Ты была во Франции, в тепле и безопасности!

– Я была в Бостоне, от нынешнего времени меня отделяли двести лет, и я думала, что Джейми мертв, – холодно сказала я. – Я не могу помочь Йену.

Я пыталась справиться с овладевшими мною чувствами. Дженни разбередила старые раны, но и сама выглядела так, что больно было смотреть: от тревог ее красивое лицо осунулось и покрылось морщинами, пальцы стиснутых в кулаки рук впились в ладони.

– Дженни, поверь, если бы я могла что-нибудь сделать для Йена, я бы сделала. Я всем сердцем хочу помочь ему, но я не волшебница. Все, что у меня есть, – немного знаний, но этого недостаточно. Я всем сердцем хочу помочь ему, – повторила я, наклоняясь к ней. – Но я не могу, Дженни… не могу.

Она молча смотрела на меня. Молчание затягивалось, я обошла ее и направилась к дому. Она не повернулась, а я не оглядывалась. Но сзади донесся шепот:

– У тебя нет сердца.

Когда Йен чувствовал себя лучше, он гулял с Джейми. Иногда всего лишь по двору до сарая, чтобы прислониться к забору и отметить, какими тучными стали овцы Дженни. Иной раз он чувствовал себя настолько хорошо, что, к удивлению и беспокойству Джейми, мог пройти несколько миль. Было замечательно вот так вот идти рядышком по болоту, лесу и вдоль озера, почти не разговаривая, просто – рядом. Не важно, что брели они медленно, – так было всегда с тех пор, как Йен вернулся из Франции с деревянной ногой.