Дни между тем шли своим чередом. Все меньше дружинников оставалось в лагере и все ближе становился момент отъезда последних воинов Объединенной армии, а значит, и момент возвращения в Армелон. Почти две недели прошло после боя с кочевниками и проведенной Эйнардом операции, а никаких улучшений у себя Хедин так и не замечал. Пальцы по-прежнему были бесчувственными, а любая попытка шевельнуть плечом и проверить руку на работоспособность вызывала такую резкую боль, что у Хедина темнело в глазах и невольно вырывался стон, несмотря на то, что он, давя их, уже наполовину сточил зубы.

Значит, все бесполезно? И суровые взгляды Эйнарда при осмотрах, утяжеленные недовольными вздохами, только подтверждали это? И снова Хедин замечал лишь сочувствие в лицах, вынесших ему приговор и убеждающих смириться и учиться жить заново.

Только две пары женских глаз не позволяли ему окунуться в отчаяние. И пусть одна из них принадлежала юной волчице, а вторую Хедин не видел уже невыносимо давно и не знал, хватит ли смелости еще когда-нибудь заглянуть в них, они были его отдушиной, потому что верили в него и словно бы не сомневались, что все еще можно исправить. И давали силы бороться дальше.

«Вместе мы все преодолеем!» — сказала Ана, а он не соизволил ее услышать. Захочет ли она повторить эти слова, если Хедин…

Энда, да без нее-то все это вообще не имело смысла! Если она снова отвернется, ему ни левая, ни правая рука уже не понадобятся! Вот тогда точно уже только в омут! Отказался от мечты, струсил при первой же трудности! Привык, что ему все само дается в руки, а как потребовалось приложить усилия, так и сломался. И если Ана это поймет…

Она и так прощала ему слишком много обид и слабостей. И однажды чаша ее терпения должна будет переполниться.

И вот тогда пути назад уже не будет. А Хедин терял время, лелея собственные проблемы и не думая, каково его девочке. Она за его отсутствие извелась, не зная, сохранят ли Создатели ее непутевому жениху жизнь или приберут наконец к рукам за недостаток уважения к их божественным персонам, — и Хедин лучше всех представлял, насколько тяжело Ане это далось: даже в собственных метаниях не мог забыть, с какой горечью она его провожала. Потом наверняка испереживалась, когда летела к нему, не представляя, в каком состоянии застанет: да, подобное состояние Хедин не так давно испытал на собственной шкуре, и Ана была последней, кому бы он пожелал похожих мук. А если бы она после освобождения от Фруды встретила Хедина так, как он ее нынче? Набросилась бы с обвинениями, что позволил ее похитить и пережить такие унижения, а потом и вовсе запретила бы приближаться лишь из-за того, что считала себя грязной и обесчещенной. Могла ведь: Ане хватило бы и сил, и гордости. А вот он никогда бы себе не простил ни ее боли, ни своей беспомощности.

А сейчас обрек на такие чувства любимую. Да еще и оскорбил, расторгнув помолвку и оставив ее без своей защиты. А вдруг не только ему Анина поддержка требовалась, но и ей его?

«Может, я сама решу?» — спросила Ана, но Хедин в очередной раз решил, что знает лучше. Пренебрег ее мнением, словно не знал, сколь сильно ее это задевает. Ана прощала его — снова и снова — и даже не укоряла высокомерием, принимая таким и продолжая любить. Но почему он не думал, что это причиняет ей боль? Зазнался в своей самонадеянности, уверенный, что способен вершить человеческие судьбы. А сам и со своей не способен разобраться. Что, на самом деле, было хуже: позволить Ане взвалить на себя мужа-калеку или оставить ее, преданной и растоптанной, в надежде, что когда-нибудь она оправится и захочет снова довериться мужчине?

И имеет ли Хедин право на любое из этих решений?

Энда, как просто в бою, когда знаешь, кто твой враг! И как быть с тем, если самый главный враг — это ты сам?

«Каждый из нас лишь то, на что хватает его храбрости».

И, кажется, для Хедина настала пора узнать, чего он действительно стоит.

— Да, думаю, пора сниматься с насиженных мест, — согласился отец, когда Хедин заметил, что задержавшиеся в лагере дружинники рвутся домой. — Ты как? Выдержишь такой бросок, или выделить тебе дракона?

Хедин хмуро сдвинул брови. Отличное будет зрелище: он гордо спустится с неба верхом на ящере, а перевязанные замученные парни, едва не отдавшие жизни на полях сражения, будут пять дней тащиться по дороге без своего командира.

Большего почета сложно и желать!

— Выдержу, — сквозь зубы выговорил он. — Мне сейчас подыхать резону нет.

— Рад слышать, — заключил отец, как всегда, ни о чем не расспрашивая.

Забавно! Хедин привык равняться на него, считая такое поведение единственно верным и забывая, что именно оно однажды чуть не лишило их с Эдриком матери. Слишком много от отца требовал пост градоначальника, а мама безмолвно терпела, поддерживая мужа и не желая быть ему обузой, пока не случилось страшное.

Хедин и сейчас помнил, как постарел отец буквально за ночь, точно так же как сын сейчас стараясь сделать правильный выбор. На их общее счастье, он предпочел любимую долгу, и, несмотря на неприятие его решения многими соратниками, сохранил семью. И вряд ли хоть раз в жизни жалел об этом.

И пусть у него никогда не появлялось проблем с дееспособностью, пожертвовать собственной гордостью для отца было ничуть не проще, чем для Хедина. И боги наградили его за смирение, не только спасая жену, но и вернув все ранее потерянное. И даже где-то его приумножив.

Нет, Хедину нужны были не материальные блага; Энда с ним, он даже потерю служебного положения переживет. В конце концов, он достаточно молод, чтобы освоить другое занятие, которое станет приносить доход и с одной рукой. И пусть оно будет не столь же по душе, как военное дело, лишь бы позволяло чувствовать себя достойным Аны. И видеть в ее темных глазах почти невыносимое счастье, ради которого хотелось своротить горы.

— Серьезный-то какой, — усмехнулась Беанна, делая ему перед отъездом новую перевязку. — Глупостей, небось, надумал, себя жалеючи? Так вот что я хочу тебе сказать. Ана — золотая девчонка, не знающая себе цены. Она заслуживает гораздо большего, чем ты или твой брат, не умеющих ценить божьи дары и ищущих счастье на стороне. Не знаю, чем ты ее взял, — уж точно не папашиной бравадой и не маменькиным острословием, — но поверь, тебе повезло так, как больше не повезет никогда в жизни. И если ты заставишь эту девочку страдать, я призову на помощь Создателей, но найду на тебя управу!

Хедин почувствовал искреннее удивление. Он всегда считал тетку легкомысленной и взбалмошной, несмотря на выбранную ею профессию и удочеренную сироту: слишком хорошо помнил, как отзывалась о матери в Окиносе Айлин, да и сам мог делать определенные выводы по поведению родственницы. Но сейчас Беанна была настолько решительна, что сомневаться в ее словах не приходилось. Они пробрали до самого сердца. Вот только не забавная угроза в конце речи, а убежденность в том, что Ане нужна вовсе не безупречность Хедина. И не заслуги перед отечеством. И даже не столь ценимая другими девицами стать. Она любила его со всеми недостатками, за восемнадцать лет выученными назубок. Она знала, чего от него можно ждать, но была согласна с этим мириться, потому что испытывала к Хедину не менее сильные чувства, чем он к ней. Она хотела быть с ним — так сильно, что простила все предыдущие трусливые поступки. Так неужели он желал оскорбить ее новым — таким, который наконец все разрушит? И погребет под собой не только Хедина, но и его восхитительную девочку, полюбившую, как считала тетка, полного осла и неблагодарного выродка?