— Я хочу направить вас проходить хирургию под руководством настоящего врача и учителя, а не одного из тех, кто выдвинулся в недавнее смутное время. Поэтому направляю вас в Тимирязевскую больницу, к Николаю Григорьевичу Дамье. Будете работать его ассистентом. Это для вас станет настоящей школой.

В одно из первых дежурств Лили в больнице поздно вечером в приемный покой пришла красиво одетая молодая женщина. Она была очень возбуждена, а за ней внесли на носилках бледного мальчика лет десяти.

— Я привезла сына. Он болен целую неделю, что-то с животом. Я сама врач, я давала ему слабительное, ставила клизму, клала компрессы. Ничего не помогало.

У истощенного мальчика был жар и очень напряженный живот, при каждом касании к нему он кричал от боли. Хотя был поздний вечер, доктор Дамье еще работал в операционной. Лиля пошла за ним и объяснила ситуацию. Он пришел в приемный покой, мамаша кинулась к нему:

— Доктор, умоляю вас, пожалуйста, спасите моего мальчика! Я сама врач, я лечила его дома, но ничего не помогало.

Дамье слушал и внимательно смотрел на женщину:

— У вашего сына перитонит — разлитое воспаление брюшины. Вашим лечением вы сделали ему только хуже.

— Доктор, что же делать? Спасите! Мы с мужем в долгу не останемся. Мой муж — генерал госбезопасности, он достанет любые необходимые лекарства.

— Мальчику нужна срочная очень тяжелая операция.

— Доктор, умоляю!..

Лиля ассистировала на операции, в первый раз видела картину воспаления тканей, много гноя в брюшной полости. Дамье оперировал быстро, попутно объяснял ей:

— Надо найти источник воспаления — разорвавшийся аппендикс. Но слишком много времени упущено, за эти дни воспаление распространилось, и все замуровано в спайках тканей. Уже нет перистальтики кишечника и образовались очаги некроза. Будем делать резекцию кишки. Если бы эта дура мамаша не лечила сына своими методами, можно было бы ограничиться удалением воспаленного отростка. Теперь придется бороться за саму жизнь ребенка.

— Николай Григорьевич, он выживет?

— Шансов мало, но будем бороться.

Более месяца потом Лиля видела, что мальчик был на грани жизни и смерти. Доктор Дамье отчаянно боролся за его жизнь, сам делал ему все процедуры, приезжал осматривать его даже ночью. Лиля поражалось такой высокой врачебной самоотверженности и рассказывала своим близким:

— Доктор Дамье — подвижник медицины, он беззаветно старается спасти обреченного ребенка. Прав был наш декан: это самый лучший врач и учитель. Для меня он останется примером на всю жизнь.

И все-таки наступил день, когда спасенный мальчик выписывался домой. Его мама, которая каждый день видела, как доктор борется за жизнь ее сына, пришла поблагодарить Дамье:

— Николай Григорьевич, дорогой, великое вам спасибо. Я знаю, что вы для меня сделали. Я так вам благодарна. Ваши золотые руки спасли моего ребенка. Дайте мне поцеловать ваши золотые руки, — и она потянулась губами к его рукам.

Дамье отпрянул назад:

— Нет, нет, что вы! — он посмотрел на свои руки. — Я хочу рассказать вам одну историю. В тридцать восьмом году я сидел в Бутырской тюрьме, была зима, я вместе со всеми заключенными стирал свое белье под холодной струей и простудил руки. Когда меня привели в амбулаторию, там была солидная врач-майор и с ней молодая практикантка. Майор приказала ей выписать мне рецепт на пирамидон. Она стала выписывать. Но я сказал, что знаю как врач: пирамидон не поможет. Тогда майорша крикнула конвойному: «Увести его!» А молоденькая практикантка демонстративно, с улыбкой разорвала передо мной тот рецепт…

Пока он рассказывал, голова женщины опускалась все ниже и ниже, сама она съехала со стула, упала перед ним на колени и разрыдалась:

— Николай Григорьевич, простите, простите, простите!..

Он узнал ее в тот первый вечер в приемном покое…[62]

* * *

Алеша любил классическую музыку и пригласил Лилю на концерт:

— Сестренка, говорил я тебе, что с тобой приятно пойти в театр? Пойдем на концерт в Большой зал консерватории.

— Скажи просто, что твоя девушка не может идти: или вы поссорились, или занята. Поэтому мне выпала такая честь.

— Ладно, ты права — она не может. Но мне действительно приятно с тобой. А концерт классный: молодой пианист Святослав Рихтер играет пятый концерт Бетховена, а потом будет шестая «Патетическая» симфония Чайковского. Дирижирует Николай Амосов, один из лучших дирижеров.

Имя Рихтера уже гремело в кругах поклонников музыки, а она еще не слышала его игры. Но первый и главный вопрос был: что надеть? Она решила надеть любимое голубое платье.

Вдохновенная игра Рихтера захватила Лилю целиком, и сам Алеша слушал завороженно. В антракте они со всех сторон слышали восторженные восклицания публики: «Гениально! Поразительно! Какой пианист!» Подойдя к лестничному пролету, Алеша сказал:

— Подожди меня здесь, я пойду вниз покурить.

Лиля остановилась возле картины Репина «Славянские композиторы». Она рассматривала изображения Глинки, Рубинштейна, Серова и вдруг почувствовала, что кто-то остановился за ее спиной. Она обернулась и поразилась: это был тот высокий албанец Влатко Аджей, который заговорил с ней больше года тому назад у ворот посольства. Он опять улыбался ей той белозубой улыбкой, которая ее так поразила тогда:

— Что же вы так и не позвонили мне?

Она растерялась от неожиданности, смущенно улыбнулась, покраснела:

— Я была очень занята, — и вспомнила, как он хвалил ее улыбку при их первой встрече. И в ней опять вдруг возникло то ощущение радости.

Алеша подошел и с интересом смотрел на них. Чтобы албанец не подумал, что Алеша ее муж или ухажер, Лиля неловко представила их:

— Это мой брат, Алеша. А это господин Аджей, из албанского посольства.

— Я не господин, я такой же товарищ, как вы. Албанцы тоже коммунисты.

— Извините, товарищ Аджей. Я думала, что если иностранец…

— Вы можете звать меня по имени — Влатко. А как вас зовут, я так и не знаю.

— Лиля.

— Красивое имя. Лиля, вам понравилась игра Рихтера? Я хочу пригласить его на выступление в наше посольство. Для избранного круга любителей музыки. Вы пришли бы его послушать у нас?

— Я? Право, не знаю… Алеша, как ты считаешь?

— Это очень интересно. Ты должна поблагодарить и пойти.

— Приходите оба. Вот вам мои визитные карточки, позвоните, и я скажу вам дату и час, — и в руках у Лили опять оказалась такая же карточка, какую она разорвала год назад.

Когда они с Алешей уселись в кресла, она подумала: «Как хорошо, что я надела это голубое платье, оно очень идет мне». Алеша спросил: