с Духом Святым и хулой на Духа Святого. Как известно, хула на Духа Святого — единственный и самый страшный грех, который невозможно отмолить у Господа и получить прощение. Анализу этих весьма сложных, но важнейших для уяснения смысла православия и творчества обстоятельств посвящена не вошедшая в настоящее издание работа Е.Л. Шифферса «Размышления о „64-м слове“ св. Симеона Нового Богослова», на осмыслении которой формировалось несколько поколений современных ученых-гуманитариев, философов и богословов. Но этот важнейший опыт выхода за язык и образное восприятие для приобщения (стяжания) энергий, которые по-другому заставляют отзвучивать авторскую речь, содержатся в романе «Смертию смерть поправ», составляя его важнейшую эстетическую основу, поскольку эстетическая основа романа — неизреченная красота творения Троицей мира, Ее соприсутствие в мире через наше сознание и попытки нашего взаимодействия с Ней.

Переживание и причастность к этой Неизреченной Красоте возможны, только если в человеке есть любовь к Троице, на основе которой он приобщается к возможности постижения внутритроичных отношений, тоже пронизанных Любовью Ипостасей друг к другу. Восстанавливая в романе сознание и самосознание Спасителя, Е.Л. Шифферс выделяет в качестве важнейшего принципа организации сознания Второй Ипостаси, Господа нашего Иисуса Христа, «Любить всех и всегда». Эта способность «любить всех и всегда» означает удерживать и воспроизводить все происходившее с миром и обладать страшной силой Знания обо всем, что происходило с каждой частицей мира. Способность собрать и соединить каждую частичку разрезанного и рассыпанного по миру Осириса можно, только если, приходя в соприкосновение с Духом Святым, любить всех и всем все прощать (ср.: «Ужели это и есть крестная мука: любить всех? и крестный подвиг не судить их?»). Именно поэтому сознание Спасителя знает каждый элемент Вселенной и то, что с ним приключалось, и может его возвращать к жизни, к бытию, ведь энергия любви до опыта, априори знала, взаимодействовала и удерживала все, что происходит со Вселенной, с каждым ее минералом, каждой живой былинкой и букашкой. А задача человека — только вместить в себя эту любовь и соприсущее ей знание? Таким образом, эстетика Неизреченной Красоты — это эстетика энергии Любви, которая соприсуща каждой частице Вселенной и продолжающейся, движущейся волне жизни. Господь является Вседержителем, поскольку все держится Его любовью к самому прекрасному, что может быть, — Жизни. Первая Ипостась Троицы — это мышление о жизни, творящее жизнь на основании Любви. Эстетика Е.Л. Шифферса — создание-выдувание ауры сопереживания этой творящей Любви Господа. Господи, прости нас, слабосильных и не верящих, ибо миллиардной долей этой любви мы могли бы воскрешать наших родителей и двигать горы. Самые страшные преступления, направленные на убийство святых (в частности, убийство Царской Семьи, отдельная важнейшая тема последних лет жизни Е.Л. Шифферса), которые соучаствуют в продолжающемся творении мира, могут быть восприняты и пережиты, если человек приобщается к восприятию (эстетике) Любви, творящей Неизреченную Красоту. Но как можно приобщиться этой энергии Любви? Только через испытание — через забегание в смерть.

Забегание в смерть и существование в Троице-Процессе, по Е.Л. Шифферсу

В философской, «трактатной», части романа мы встречаем такие строки: «Почему ребенок научается разговаривать? Что здесь происходит? Почему он ПОНИМАЕТ, что надо передразнивать в игре? Что это такое, вообще, ВЗАИМОПОНИМАНИЕ? И т. д. Так или иначе, все ответы на этот вопрос уходят в расплывчатость понятий. Мышление как ВОСПОМИНАНИЕ об идеальном мире у Платона, трансцендентный разум у Канта и Фихте, интенциональность Гуссерля, Упанишады, поклонение духам умерших у первых людей, монады Лейбница, астральная религия халдеев и спиритизм Нового времени, божественный разум святых отцов церкви — все эти ВОЗМОЖНОСТИ возникновения языка у ребенка и долженствования инвариантного поведения человека на пороге все же достаточно неопределенны и представляются мне записью в разных конвенциях языка одной и той же ипостаси — СВЯТОГО ДУХА СМЕРТИ, который становится в ТРОИЦЕ объективным бытием, надличным, но влияющим на следующую личность, сверхчувственным, но все же воспринимаемым чувством, ибо произошел из того же материала, что и следующий на земле после него (выделено мною. — Ю.Г.). СВЯТОЙ ДУХ СМЕРТИ становится для последующей жизни материальным субстратом ПОНИМАНИЯ речи и способности к обучению, открытий истин науки, этики и красоты, существования потребности выхода из себя в трансцендентность». ССЫЛКА? Эта идея, очень четко прозвучавшая в романе, становится предметом тщательной проработки и осмысления в других произведениях Е.Л. Шифферса (например, в работе «Богооставленность»), а также в богословских произведениях, к сожалению, не вошедших в данное издание, таких как «Инок». В соответствии с данной идеей, взаимодействие Ипостасей Святой Троицы представлено не только как гармоничная блаженная статичная сорастворенность любви Трех Лиц Святой Троицы друг в друге, но и как взаимная крестная любовь, связанная с забеганием одной из Ипостасей в Свою запредельность. Это захождение Ипостаси в Свою запредельность человеческим ограниченным сознанием воспринималось бы как смерть. Забегание в запредельность связано с любовным желанием возродить истончающуюся энергию одной из Ипостасей или всей Святой Троицы в целом.

При рассмотрении крестного пути Иисуса Христа теология исхождения Духа Святого (как учение о внутритроичных отношениях) начинает отличаться от икономии (!) исхождения (то есть исхождения Святого Духа в мир как домостроительного творчества), хотя и находится в неразрывной связи с последней: «…и говорит о выхождении за Свои пределы Св. Троицы через крест Бога-Сына, чтобы постичь и прославить в кресте Богочеловека Иисуса Христа Свою беспредельность. Крест Иисуса был прославлением, был воскресением Св. Троицы, которая истощала Себя в различении Лиц для бытия Друг в Друге» (цитирую по рукописи «Инок». — Ю.Г.). И это различие, прежде всего, связано с тем, что Иисус Христос является Богочеловеком и, следовательно, у людей появляется возможность, вступая во взаимодействие с Третьей Ипостасью, покаянно-любовно повторить подвиг Иисуса Христа. «Забегание» в смерть предполагает переживание Богооставленности для того, чтобы взять на себя ответственность за следующий шаг строительства мира. Эта Богооставленность, как совершенно справедливо замечает В.В. Малявин, о которой говорит Вторая Ипостась, образует идентичность, тождество самому себе. Прохождение через Богооставленность и забегание в смерть осуществляется как крестная любовь. В романе Е.Л. Шифферс приводит слова Иисуса Христа: «…если Я смогу, как Сам учил их, ЛЮБИТЬ И НА КРЕСТЕ, то верую, что воскресну…». Уход в смерть с сохранением энергии любви при опоре — в продолжение какого-то мига (который может продлиться и вечность!!! — здесь время отсутствует) в точке внутренней собранности и решимости — только на собственные силы является местом, в котором личность получает свою определенность, перестает быть социальной личиной и маской и становится ипостасью. Но, кстати, определенность личности проявляется в максимальной выявленности природы (фист — по природе, где ергхж; от сритгисо — порождать,