– Найди себе новую повариху, – сообщила ему я, сжимая в руках фаунариумы. – И больше не заводи собак. Иначе от меня будет крайне трудно отделаться.

Он горько засмеялся, после чего двинулся ко мне. Его люди остались на месте.

– Ты не заберешь мою собственность, – прорычал Гэбриэл едва слышно.

Я вздернула подбородок.

– Можешь считать это моим выходным пособием. Скажи спасибо, что не беру больше в качестве платы за молчание о твоих грязных делишках.

Его глаза сузились. Гэбриэл прекрасно знал, какие подробности мне известны. Но, будучи умным человеком, понимал – я теперь не одна. Стоила ли игра свеч?

Губы отца изогнулись в мерзкой улыбке.

– До меня дошел слух об инциденте, произошедшем в доме Кая ночью, – протянул он. – Передай своему брату, я хочу увидеться с ним. А если тебе не удастся обуздать Дэймона, отправлю его связанным веревками в «Блэкчерч». Не раздумывая.

Я стиснула зубы. Дэймон вышел из тюрьмы более озлобленным и отдаленным от реальности, чем был в юности. В нем оставалось все меньше от того человека, которого я любила. «Блэкчерч» сделает его сущим животным.

– Даю ему последний шанс, – пригрозил Гэбриэл, затем склонил голову набок. – Но, возможно, именно это ему и нужно. Год или лет пять, чтобы подумать о своем нраве.

Вместо воздуха чистая злость наполнила мои легкие. Я сердито взглянула на отца.

– А если так получится… – Он подошел ближе и продолжил тише: – Откроется сезон охоты на тебя и твою новую маленькую команду. Теперь проваливай ко всем чертям с моей территории.

Не сводя с них глаз, я попятилась назад. Слишком не похоже на Гэбриэла – просто отпустить меня после того, как я его обставила. Однако ему и так проблем хватало: Дэймон был главной головной болью отца.

Я врезалась в Уилла и толкнула его локтем. Мы оба вернулись к машинам, забрались внутрь и рванули с места.

На всем пути домой мой взгляд то и дело возвращался к зеркалу заднего вида.

* * *

– Какого черта?

Услышав грозный крик Кая, я поморщилась. Захлопнув дверцу, обернулась, увидела, что он вместе с Давидом и Львом вышел из дома и стремительно шагал к нам по гравийной подъездной дорожке.

– Ты труп! – Кай указал на Уилла.

– Да ладно тебе, чувак. Проклятье. – Уилл открыл заднюю дверь джипа. – Она твоя цыпочка, а не моя.

Четыре собаки из девяти выпрыгнули из машины Кая. Я попыталась спрятать за спиной маленькие фаунариумы, но это не помогло. Прищурившись, Кай посмотрел на собак, потом его взгляд переместился вправо на Марину, вышедшую из-за капота джипа.

– Что все это значит? – поинтересовался он. Затем опустил глаза на змей, еще сильнее насторожившись.

– Мы ездили к Гэбриэлу, – призналась я. – И, э-э-э… Я взяла с собой пару собак.

– Ты была у Гэбриэла? – Судя по его тону, у меня были серьезные проблемы. – И улизнула тайком после нашего вчерашнего разговора о преданности, честности и…

– И мне нужно было сделать это самой, – перебила я. – А не заявить: «Эй, вот мой мужчина, он надерет тебе задницу, если ты меня обидишь, так что отвали!» Я должна была сама встретиться с ним лицом к лицу. Со мной все в порядке. Видишь?

Парень скрестил руки на груди. Его бицепсы напряглись, растянув рукава черной футболки, и у меня внутри все перевернулось.

Я прокашлялась.

– Больше я туда не вернусь, обещаю. Мне просто нужно было разобраться с этим делом.

Складки на переносице Кая стали глубже. Он злился не из-за моей встречи с отцом. Кай не считал меня беззащитной. Думаю, его разозлило то, что я пошла без него. И это понятно. Я бы тоже рассердилась.

Но я также была уверена, что он переключил бы все внимание на себя и вступился бы за меня, если бы ему не понравились взгляды или слова Гэбриэла в мой адрес. Было необходимо все сделать в одиночку.

Я услышала шорох, хруст веток и частое дыхание. Обернувшись, заметила Уилла, ведущего остальных животных. Хотя, скорее, это они его тянули.

– Девять собак? – рявкнул Кай, недовольно посмотрев на меня. – Они здесь не останутся.

– Нет, конечно, – ответила я, стараясь изобразить невинность. – Позвоню в приют, он откроется через час.

– Или мы могли бы их оставить, – предложил Уилл. – То есть… только взгляни на этого маленького засранца. Он дрожит. – Нагнувшись, парень взял на руки бигля. Тот начал извиваться от страха, бедняжка.

Кай выглядел озадаченно. Потом предупреждающе посмотрел на меня.

– Детка, я люблю тишину, ты же знаешь.

– Конечно, – кивнула я, изо всех сил сдерживая улыбку. – Эти собаки всю жизнь провели в клетках. Может, я подержу их пару дней в том старом доме, чтобы они набрали немного веса? Прежде чем в приюте их опять посадят в клетки.

– Да, этим ребятам не помешает, чтобы их побаловали, – добавил Уилл. – Давайте их оставим.

– О боже, – проворчал Кай, развернувшись обратно к дому, и покачал головой. – Девять собак…

В попытке не рассмеяться я закусила губу. Потом, быстро вручив Марине контейнеры, погналась за ним.

– Ах да, я еще привезла с собой кухарку Гэбриэла, – сообщила я, спотыкаясь. – Она нам тоже пригодится, верно?

– Да, твою мать, какая теперь разница! – Он вошел в дом и, громко топая, поднялся по лестнице. – Запускай всех в дом, наши двери всегда открыты. Почему нет, черт побери?

Я фыркнула от смеха, уловив сарказм Кая. Его спокойствие трещало по швам, и мне это нравилось. В конце концов нам все равно придется еще какое-то время притираться друг к другу, и вряд ли конфликты помогут нам в этом. Мы справимся.

– О, и еще кое-что.

Догнав его, я запрыгнула на ступеньку выше.

Кай остановился и опять горестно вздохнул.

– Кажется, я сейчас заплачу.

Я едва не рассмеялась. Бедный парень, досталось же ему сегодня с утра.

Глядя на его губы, широкие плечи, идеальные волосы, я ощутила, как кожа вспыхнула от нахлынувшего желания. Подавшись вперед, обвила руками шею Кая, прижалась к его телу и поцеловала в губы. Он вздрогнул, а я прошептала:

– Мне все еще нужно принять душ.

Затем, взяв мужа за руку и поймав на себе его страстный взгляд, повела вверх по лестнице.

Высокая трава покрывала мягкую землю. Он тихо шел между памятниками, которые расстилались перед ним: по скату холма, слева, сзади, так далеко, насколько хватало глаз. Поистине, он не бывал в более спокойном месте.

Люди здесь молчали, печальные выражения на их лицах были столь же ожидаемы, как и злые. К тому же говорить с самим собой на кладбище считалось вполне приемлемым. Хотя, он мог бы даже закричать сейчас, и никто бы не услышал. Здесь больше не было ни души.