свое время по инициативе государства, с угрожающей быстротой теряли деньги. Хотя за деятельностью Fannie Мае и Freddie Mac следил специально созданный государственный орган, обе компании оказались на волоске от гибели и в любой момент могли рухнуть на руки налогоплательщиков. Тем временем никем не контролируемые хедж-фонды охотились за новыми жертвами — от New York Times до Казахстана — и умело обходили расставленные мины.

Но на горизонте появились новые угрозы. Мир становился все сложнее.

К ЛЕТУ 2008 ГОДА ПОЛ ТЮДОР ДЖОНС ПЕРЕНЕС СВОЮ быстро растушую фирму в огромный особняк, раскинувшийся на просторной лужайке, в нескольких километрах от Гринвича. Элегантность нового офиса сочеталась с показной пышностью; он выглядел изысканно и в то же время вызывающе — под стать своему хозяину. Из холла, оформленного в приглушенных тонах, наверх вели две изящные винтовые лестницы. Полы выложены мрамором, на стенах висели старинные ковры, столы украшены декоративными резными ножками. В кабинете Джонса можно было увидеть рога оленя и великолепное чучело медведя. «Что еще можно подарить большому медведю на пятидесятилетие?» — гласила надпись на именной табличке. Вход в кабинет Джонса охраняла большая фреска, писанная в зеленовато-голубых тонах и изображающая кровожадную акулу с зубами убийцы. На одной из стен его апартаментов в деревянные панели были вделаны шесть огромных экранов, каждый из которых транслировал таблицу с биржевой статистикой и новости от кабельных каналов. К оконной раме была приклеена страница, вырванная из желтого блокнота. Очень неразборчивым почерком на ней была выведена надпись, которую Джонс адресовал сам себе: «Всегда следи за трендовым рынком».

В конце июня прошлого года Джонс уверился в том, что на рынке наметилась тенденция к снижению. В апреле индекс S&P 500 резко возрос. Рост продолжился и в мае. Однако, по мнению Джонса, речь шла об «отскоке дохлой кошки». В США был надут один из крупнейших кредитных пузырей в истории, и Джонс внимательно изучил все прецеденты, имевшие место в прошлом — в Японии в 1989 году, в США в конце 1920-х, в Швеции в 1990-х. Он тщательно проанализировал изменения биржевого курса в эти периоды, пытаясь найти подсказки, которые помогли бы спрогнозировать поведение современного рынка. Наконец, 28 июня в воскресенье в 3:05 ночи он со словами «Эврика!» отправил нескольким коллегам электронное сообщение. «Я не люблю выступать в роли паникера, — было написано в строке темы. — Однако при сравнении НЕДЕЛЬНОГО графика S&P с ДНЕВНЫМ срезом индекса DJIA 1987 года мне становится тревожно»13.

Некоторым инвесторам рассуждения Джонса, вероятно, показались бы слишком сложными и запутанными. Прежде всего он отметил, что в 1987 году падение на рынке облигаций стало настоящим кошмаром для акционерных компаний, поскольку более высокие процентные ставки должны были неминуемо сократить поток инвестиций в фондовый рынок. По расчетам Джонса, рост цен на нефть в первой половине 2008 года оказал такой же эффект: из-за инфляционного давления, создаваемого дорогой нефтью, ФРС была вынуждена повышать процентные ставки, выкачивая ликвидность из рынков активов. Обнаружив такую аналогию, Джонс ощутил настоящий прилив адреналина. Рынки 1987 и 2008 годов «до жути похожи», восклицал он в своем письме: «Тот же сюжет, только разные герои». Джонс даже осмелился оспорить знаменитые слова Франклина Рузвельта о страхе: «Меня серьезно беспокоит бесстрашие, царящее на рынке опционов, — писал он, — инвесторам следует опасаться собственного бесстрашия, ведь чем выше возносит нас оптимизм, тем больнее будет падение». Наконец, Джонс отметил тот факт, что индекс Dow Jones Industrial Average закрылся на минимальном уровне за последние 250 дней, и это произошло в тот момент, когда среди инвесторов преобладали «бычьи» настроения. «За всю историю индекса в XXI веке такой ситуации мы еще не наблюдали; даже в 1987 году не было такого», — сообщил Джонс в своем электронном письме. В завершение ко всему недельный график индекса S&P 500 выглядел точь-в-точь как дневной график Dow Jones Average до краха 1987 года; если наложить один график на другой, можно увидеть практически полное совпадение. А это о чем-то говорило! Совпадение графиков двух разных индексов за разные периоды времени выглядело настолько убедительным, что Джонс почувствовал, как земля уходит из-под ног. «Боже милостивый, я вдруг понял, что нас ожидает самый неприятный третий квартал за всю историю», — вспоминал позднее Джонс14.

В следующие два месяца Джонс продолжал свое историческое расследование. Рассматривая график S&P, он усматривал в нем то признаки рецессии 2001 года, то падение 1987 года. Но какие бы аналогии ни проводил Джонс, его экономический прогноз оставался крайне негативным, и в конечном счете важен был не столько анализ графиков, сколько интуитивная догадка, которая навела его на такой анализ. Важными были те диспропорции на рынке, которые заметил и интуитивно осознал Джонс. В кредитный кризис финансовая система с высоким уровнем кредитования напоминает канатоходца во время шторма. Канат сильно раскачивается, и гимнаст может в любой момент потерять равновесие и сорваться с высоты. А ведь он наверняка не умеет летать.

Всю свою долгую карьеру Джонс шел именно к этой развязке. Он видел, как с 1980-х годов закредитованность экономики растет в геометрической прогрессии, и часто признавался в дурных предчувствиях. В период увлечения доткомами в конце 1990-х он написал письмо Алану Гринспену, председателю ФРС, убеждая его ужесточить маржинальные требования к биржевым трейдерам и тем самым замедлить приток денежных средств, с помощью которых надували технологический пузырь. Через несколько лет после этого, в середине 2000-х, Джонсу стал регулярно звонить один высокопоставленный чиновник из ФРС и расспрашивать о рисках, которым, по его мнению, подвержены рынки. И каждый раз Джонс обращал внимание на то, что одни долги обеспечиваются другими долгами. Никто не знает, какая часть пирамиды даст трещину, однако чем выше пирамида, тем вероятнее ее обрушение. Нет сомнений, что компания Tudor сама была частью этого шаткого здания. В конце каждого года Джонс задерживался в офисе вместе с президентом Tudor, Марком Далтоном, обсуждая размер премий для сотрудников компании. В один из таких дней Джонс взглянул на Далтона и спросил: «Можете ли вы представить, что будет, если финансовая система однажды рухнет? Что, если весь этот огромный маховик, частью которого мы являемся, однажды остановится?» — «Я даже не хочу об этом думать», — ответил Далтон15.

В ПЯТНИЦУ 12 СЕНТЯБРЯ 2008 ГОДА, ОКОЛО 6 ЧАСОВ вечера к зданию Федерального резерва Нью-Йорка подъехала колонна роскошных автомобилей темного цвета. Это были главы ведущих банков Уолл-стрит. Гостей встречали Хэнк Полсон,