Изможденный, нечеловечески спокойный, с темными звездами вместо глаз, то ли человек, то ли высеченная из неотшлифованного грязно-белого мрамора фигура, он изучал собственную ладонь, мгновенно забыв о чьем-то присутствии. Наверняка и мысли у него были такие же, тяжелые и спокойные, как бегущие по непроглядной поверхности холодного моря волны.

И Дирку отчего-то показалось, что самое страшное таится именно за этой поверхностью. Но заглянуть туда не мог никто из ныне живущих, там, отделенная от окружающего мира так же надежно, как Госпожа отделяет своих слуг, жила душа тоттмейстера Бергера, человека, чудовища и магильера.

И внезапно, с беспощадной жестокостью, пришло понимание.

Понимание мягко ударило в грудь, как шальной осколок, и застряло в ней. Ледяная истина, покрытая бритвенно-острыми зазубринами. Столь простая и очевидная, что казалась отражением собственных мыслей, выдернутым наружу. Слишком страшным, чтобы долго смотреть в него. И слишком тяжелым, чтобы можно было забыть.

Истина вырвала из мертвого тела Дирка остатки потрохов, вывернула наизнанку, оглушила. Она была беспощадна, но в то же время проста, а простые вещи не знают чувств, они просто существуют, подчиняясь определенным законам. И эта истина родилась в сознании Дирка не для того, чтобы принести ему мучения. Скорее, напротив, мучения последних дней помогли ему увидеть ее, ясно и отчетливо.

Дирк разомкнул губы:

– Господин оберст!

«Мертвецы очень упорны…»

– Чего вам, унтер? – Фон Мердер почти успел выйти. Покосившаяся дверь блиндажа была полуоткрыта.

Отвлеченный от собственных мыслей, с удивлением поднял голову тоттмейстер Бергер.

– Два слова, если позволите. Прежде чем вы уйдете и, возможно, совершите какой-нибудь напрасный и неправильный поступок.

– Унтер, я слишком долго избегал напрасных поступков. – Фон Мердер все же остановился. Сейчас он выглядел совершеннейшей развалиной, облаченной в форму оберста с чужого плеча. – Я собираюсь сделать то, что давно следовало. Да чего вам?

– Возможно, это не имеет для вас никакого значения. А может, вообще ни для кого не имеет. Но лучше, если вы будете знать это, когда выйдете отсюда. Дело в том, что вы… Вы не убивали Хааса.

Наверное, фон Мердер был готов услышать что угодно, только не это. Сквозь его усталость, как соль испарины сквозь сукно солдатского кителя, проглянуло удивление. Удивление человека, услышавшего совершеннейшую глупость.

– Объяснитесь, унтер, – потребовал он.

– Вы не убивали люфтмейстера Хааса.

Дирк не оборачивался в сторону тоттмейстера Бергера и оттого не знал, куда тот сейчас смотрит. Но в этом и не было нужды. Он ощущал его присутствие, черный ледяной океан его мыслей, в котором сам Дирк был лишь безвольной щепкой, крошечной и никчемной. Возможно, следующая же волна поднимется и заставит щепку навсегда исчезнуть. Это будет проще, чем мимолетным движением прихлопнуть муху.

«Неважно, – подумал Дирк и с внезапно накатившим облегчением понял, что все это действительно неважно. – Он должен знать. И черт со всеми нами».

– Вы не убивали люфтмейстера Хааса, – зачем-то повторил он.

– Ваши мертвецы выходят из ума, хауптман, – проворчал фон Мердер. – Мало нам живых безумцев… Что несет ваш унтер-офицер?

– Не имею ни малейшего представления, – сдержанно сказал тоттмейстер Бергер. – Но иногда подобное случается. Что-то вроде усталости рассудка. Унтер-офицеру Корфу пришлось много вынести за последнее время, он потерял весь свой взвод. Должно быть…

– Вы не убивали люфтмейстера Хааса, господин оберст.

– Это было бы плохой шуткой, даже если бы я не видел, как мозги этого подлеца выпрыгнули из его головы на стену, когда я спустил курок, – сказал, нахмурившись, фон Мердер.

– Вы выстрелили в него, это верно. Всадили шесть пуль. Но убили ли вы его?

– Будьте уверены, он мертв, как прошлогодняя околевшая лошадь. Уж я-то в этом понимаю толк.

– А в вюрцбюргском казусе?

– Простите?..

– Вюрцбюргский казус, – сказал Дирк. – Я случайно услышал о нем от Ланга, а тот был помощником нотариуса при жизни. Это такой прецедент в юриспруденции.

– Не слышал о подобном.

– Он достаточно специфичен, чтобы не привлекать интереса простых людей. Но суть его проста. Нельзя убить только то, господин оберст, что уже мертво.

– Вы намекаете на то, что этот люфтмейстер был…

– Мертв. Вы только что стреляли в мертвеца.

– Полный вздор! – вспылил фон Мердер.

– Вы говорите это сейчас живому мертвецу, господин оберст. – Дирк усмехнулся. – И это не кажется вам чем-то вздорным.

– Люфтмейстер Хаас был жив, я отчетливо видел это.

– Так ли отчетливо? Вы щупали его пульс? Замеряли дыхание?

– Готов поклясться, что он дышал!

– Заставить мертвеца дышать совсем несложно. Я тоже могу начать дышать, если мейстер того захочет. – Дирк оглянулся на тоттмейстера Бергера, но тот слушал молча, и его лицо выражало не больше, чем каменный барельеф на могильной плите. – И уж совсем несложно обмануть взволнованного человека, подсунув ему марионетку под видом живого собеседника. Несложно для тоттмейстера с изрядным опытом, я имею в виду.

– Вы обвиняете собственного командира? Своего так называемого мейстера?

– Хозяина собственной души, если на то пошло. И, судя по тому, что он позволяет мне говорить, хотя мог бы уложить наповал одним движением брови, он не считает меня серьезной угрозой своему плану. Иначе он бы не дал мне и шанса. Поверьте, уж я-то хорошо успел его узнать…

– Я уже не знаю, кто из вас более безумен, мертвец или его хозяин… – фон Мердер оскалился, как старая гиена, – но советую выложить все, что вам известно.

– Хаас никого не предавал. Он был неравнодушным к бутылке нытиком, но он никогда не пошел бы на предательство.

– «Мистраль»! Он заманил нас в самоубийственную атаку!

– Не он. Хаас не имел к мифическому «Мистралю» никакого отношения. И то, что вам сегодня сказало его тело, – Дирк указал на мертвеца, лежащего на спине у самой стены, – было ложью. Произошло преступление. Ужасное преступление.

Хаас удивленно глядел в низкий потолок блиндажа. «Да ладно? – как бы спрашивали его широко распахнутые глаза. – Какое же?»

– Какое же? – спросил оберст, продолжая хмурится.

– Убийство… и кража.

– Что еще за кража, унтер?

– Кража людей, господин оберст, – сказал Дирк, – ваших людей. Все это было затеяно для того, чтобы похитить у вас их жизни. Указ кайзера, о котором говорил мейстер… Уверен, о нем стало известно не три дня назад, а куда раньше. Новость об этом указе должна была всколыхнуть Орден Тоттмейстеров. Ведь это им волей кайзера давалась необъятная власть. Им, прежде служившим на побегушках у настоящих офицеров, выпал шанс многократно усилить Чумной Легион. Свой собственный смертоносный инструмент, скованный из чужих жизней. Но для инструмента нужен материал. Вы понимаете, какого рода.