Женщина встала из-за своего небольшого стола и взглянула на нее не менее сердито, чем сама Лили.

– Кем вы себя возомнили, чтобы просто так врываться сюда?

– Что вы сделали с моей подругой? – закричала Лили так громко, что надзирательница от неожиданности опешила.

– Мы сохранили ей жизнь! Она перестала есть! У нас не было выбора. Неужели вы думаете, что я хочу, чтобы политический заключенный умер у меня от голодовки, а потом мне пришлось бы иметь дело с такими злобными бабами, как вы, и вашими богатыми семьями? – тоже кричала она в ответ.

– Сейчас я вам тоже устрою неприятности! – Лили хлопнула ладонью по столу. – Нельзя так поступать с человеком!

Женщина фыркнула.

– Она сама в этом виновата. У нее была возможность нормально принимать пищу. Она знала, что ее ждет, мы ждали целых две недели, но в какой-то момент это должно было закончиться! Такие здесь правила. Радуйтесь, что она еще здесь, и если бы не я, ее тело сейчас гнило в нашем подвале. Потому что я скажу вам одну вещь: в какой-то момент она перестала пить. Без воды нельзя так долго продержаться.

Лили сжала руки в кулаки.

– Но почему у нее все болит? Почему ее губы кровоточат, почему она не может говорить?

Надзирательница презрительно рассмеялась.

– Вот почему, – сказала она, указывая в угол, где на веревке над раковиной сушилось несколько толстых черных шлангов. Рядом с ними на полотенце лежали воронки. У Лили перехватило дыхание. Инстинктивно она схватилась за шею; она не могла представить, что кто-то может выжить после того, как ему в горло воткнут такой шланг.

– Это… бесчеловечно, – заикаясь, произнесла она, – вы не должны этого делать.

Женщина снова села, ее лицо не выражало никаких эмоций.

– Мы можем, и мы будем. Пока не одумается и не начнет снова есть. Если бы она не сопротивлялась, то и сейчас так не выглядела. Укусила в лицо одного из охранников, рана до сих пор кровоточит. Можно подумать, что здесь с ней будут обращаться в бархатных перчатках. Она сама навлекла на себя все это. Здесь и так умирает достаточно людей. Но она не умрет под моим присмотром, по крайней мере, не во время голодовки. Вы поняли? А теперь убирайтесь отсюда! – Лили в недоумении уставилась на нее. – Убирайтесь! – снова крикнула она, на этот раз так громко, что Лили вздрогнула.

Она повернулась, но, прежде чем уйти, еще раз посмотрела надзирательнице в глаза.

– Фрау Винтер борется за права женщин. За ваши права, – медленно произнесла Лили. К своей досаде, она поняла, что ее голос дрожит. – Чтобы у вас было право голоса и можно было влиять на то, что происходит в стране. Чтобы вы не умирали в сорок лет, потому что родили семерых детей и ваш организм уже не в состоянии жить. Чтобы вам разрешали развестись, если муж жестоко обращается с вами, – тихо произнесла Лили. – Хуже всего не то, как это было сделано. А то что это сделала женщина.

Надзирательница посмотрела ей в глаза без всяких эмоций, не сказав ни слова в ответ, лишь указала пальцем в сторону двери.

– Вон! – тихо приказала она.

– У нее жар. Кто-то должен позаботиться о ней.

– Не указывайте мне, как делать мою работу!

Лили вышла и в коридоре разрыдалась.

Лили поспешно села в ожидающую ее карету и поехала к своему дяде Роберту. Он оставался ее единственной надеждой. Она чувствовала себя такой несчастной, как будто сама была больна; город проносился мимо, но Лили даже не замечала этого, перед глазами стояло только лицо Изабель, ее кровоточащие губы, ее изможденное тело. Карета остановилась перед внушительным особняком. Лили вышла из нее и на мгновение задержалась перед входом, окинув взглядом фасад здания. Здесь была контора ее дяди-адвоката. Стоял теплый летний день, но ей было холодно. Когда Лили взялась за дверную ручку, ее внезапно захлестнуло чувство обреченности.

Когда Лили провели в кабинет дяди, Роберт Карстен изумленно поднял голову.

– Лили! – Он поднялся со своего места за письменным столом. – Да, это приятный сюрприз… – начал он, но запнулся. – Ради всего святого, дитя, что случилось?

И Лили принялась рассказывать, а дядя молча слушал. Когда она закончила, тот долго смотрел на нее.

– Лили, я хочу быть предельно ясным. Я не одобряю того, что сделала твоя подруга. Я принципиально не против, чтобы женщины получили больше прав. Но то, как они пытаются добиться этого, просто отвратительно! – решительно заявил он.

Лили молча смотрела в пол. Все всегда было одинаково. Все были принципиально не против, но не хотели ничего слушать, пока законодательство в империи не изменится. А ведь по-другому они ничего не добьются, женщины должны быть громкими и неудобными, потому что иначе ничего не изменится.

– Мы пробуем разными способами, – сказала она в отчаянии. – Никто нас не слушает. Над нами смеются. Ни один мужчина в этом городе не воспринимает женский вопрос всерьез. Вы все думаете, что мы просто маленькие забавные куколки, которым стало слишком скучно дома и которые для разнообразия пробуют свои силы в политике. – Дядя удивленно моргнул. Очевидно, он понятия не имел, как сильно она сама была увлечена этой темой. – Изабель – замечательная, умная женщина, полная мужества и энергии. Вам стоит как-нибудь послушать ее выступление, оно вам понравится.

– Я так не думаю, – холодно ответил он, и Лили почти физически ощутила его нежелание. Роберт отодвинул свой стул, и ей стало ясно, что он хочет закончить разговор.

– Она умирает, дядя Роберт, – тихо сказала Лили. – Изабель умрет, если мы ничего не сделаем! Она не отступит.

Дядя со вздохом сел обратно на стул. Некоторое время он смотрел на свои руки, его лоб был в глубоких морщинах. Лили подумала, что в последнее время его борода стала совсем белой. Как только она подумала, что Роберт больше ничего не скажет, он заговорил:

– Я поговорю с твоим отцом. Если он согласится, я навещу ее, посоветую, что ей делать, – Лили резко выпрямилась. – Но только, – добавил Роберт, серьезно глядя на нее, – если твой отец согласится. Лили, я не могу делать это за его спиной или против его воли. Если уж я готов делать это против своего желания, то, по крайней мере, мне нужно получить одобрение Альфреда. Он никогда не простит мне, если я вмешаюсь, не поговорив сначала с ним.

Лили кивнула, словно с плеч свалился тяжелый груз, и вдруг почувствовала себя совсем слабой.

– Спасибо! – прошептала Лили. – У меня есть еще одна просьба.