Пользуясь примитивными анатомическими инструментами, Леонардо снимал слой за слоем, а тем временем тело покойника, ничем не обработанное, разлагалось. Вначале он показал поверхностные мышцы старика, затем, сняв кожу, — внутренние мышцы и вены. Он начал препарирование с правой руки и шеи, затем приступил к туловищу. Он отметил, как искривлен позвоночник, затем добрался до брюшной стенки, до кишечника, до желудка и соединительных оболочек. Наконец, он обнажил печень. По словам Леонардо, она «цветом и консистенцией напоминала замороженные отруби». До ног он так и не дошел — возможно, потому, что, пока он занимался остальными органами, труп успел так сильно разложиться, что дальше работать было невозможно. Но позднее Леонардо проводил и другие вскрытия — вероятно, еще на двадцати трупах, и к тому времени, когда он завершил второй этап своих анатомических занятий, на его рисунках были проиллюстрированы уже все части и члены человеческого тела.

___

Пытаясь выявить причину смерти столетнего старика, Леонардо совершил важное научное открытие: он задокументировал процесс, вызвавший артериосклероз — болезнь, при которой стенки артерий утолщаются и затвердевают из-за отложения разных веществ в виде бляшек. «Я сделал его анатомию, дабы увидать причину столь тихой смерти, и увидал, что произошла она от слабости, вызванной недостатком крови в венах и артериях, питавшей сердце и другие подчиненные органы, которые нашел я чахлыми, изможденными и иссохшими», — писал Леонардо. Рядом с рисунком, показывавшим вены на правой руке, он сравнил кровеносные сосуды столетнего старика с сосудами двухлетнего мальчика, тоже умершего в больнице. Он обнаружил, что сосуды ребенка гибкие и не суженные — «в полную противоположность стариковским». Далее, призвав на помощь логику и привычку мыслить аналогиями, Леонардо заключил: «Оболочка жил производит у человека то же, что у померанцев, у которых кожура делается тем более толстой, а мясо тем более скудным, чем они старше становятся»[698].

Стеснение кровотока вызвало, среди прочего, такое сильное высыхание печени, что, «стоило ее задеть даже слегка, она начинала осыпаться крошечными чешуйками, вроде опилок, которые покрывали вены и артерии». Сделал Леонардо и еще один вывод: «У тех, кто очень стар, кожа имеет цвет дерева или сухих каштанов, так как кожа такая почти совсем лишена питания». Известный историк медицины и кардиолог Кеннет Кил назвал проведенный Леонардо анализ «первым описанием артериосклероза, вызванного дряхлостью»[699].

Во времена Леонардо церковь уже не противилась вскрытиям трупов так ожесточенно, как раньше, однако ее позиция оставалась неясной, и в разных городах все зависело от местных властей. По мере развития наук в эпоху Возрождения анатомическая практика стала обычным делом во Флоренции и Милане (а вот в Риме о ней и речи быть не могло). Флорентийский врач Антонио Бенивьени, родившийся на 9 лет раньше Леонардо, стал основоположником аутопсии, всего он провел более 150 вскрытий. Леонардо, не отличавшийся особенной религиозностью, давал отпор мракобесам, которые считали вскрытия ересью. Он утверждал, что, напротив, анатомирование — это способ по достоинству оценить Божье творение. «Тебя не должно огорчать то, что своими открытиями ты обязан чужой смерти; лучше радуйся тому, что Создатель предоставил нам столь превосходный инструмент», — написал он на тонированном голубом тетрадном листе, рядом с рисунками мышц и костей шеи[700].

По традиции, преподаватели анатомии стояли у кафедры и зачитывали вслух свои тексты, а ассистент тем временем рассекал труп и давал студентам рассмотреть разные его части. Леонардо утверждал, что рисунки полезнее, чем просто присутствие на таких лекциях с препарированием в качестве иллюстрации: «И если ты скажешь, что лучше заниматься анатомией, чем рассматривать подобные рисунки, ты был бы прав, если бы все эти вещи, показываемые в подобных рисунках, можно было наблюдать на одном теле». Он пояснял, почему на его рисунках можно увидеть гораздо больше: они выполнены на основе многих вскрытий и показывают виды под разными углами. «Я… произвел рассечение более десяти трупов», — сообщил Леонардо, а затем провел еще ряд вскрытий, работая над каждым телом, пока это было возможно, — то есть пока они не разлагались настолько, что нужно было переходить к следующему. «Одного трупа было недостаточно на такое продолжительное время, так что приходилось работать последовательно над целым рядом их, для того чтобы получить законченное знание». После этого он еще много раз препарировал трупы, чтобы учесть различия между отдельными человеческими телами[701].

В 1508 году, приступая ко второму этапу изучения анатомии, Леонардо составил список задач, который по праву может считаться самым эксцентричным и самым привлекательным списком такого рода во всей истории интеллектуальных поисков человечества[702]. На одной стороне листа помещены несколько набросков, изображающих анатомические инструменты, а на другой — несколько рисунков, показывающих вены и нервы в мозгу столетнего старика. Вокруг этих рисунков все сплошь исписано убористым почерком. «Пусть кто-нибудь переведет книгу Авиценны о полезных изобретениях», — написал он, имея в виду книгу персидского ученого и врача XI века. Нарисовав различные хирургические инструменты, он поместил рядом перечень необходимого ему оборудования: «Очки с футляром, палочка для прижигания, вилка, кривой нож, уголь, доски, листы бумаги, белый мел, воск, хирургические щипцы, кусок стекла, тонкозубая пила для костей, скальпель, чернильница, перочинный ножик, и раздобыть череп».

А дальше следует мой любимый пункт из списка Леонардо: «Опиши язык дятла». Это не просто случайная запись. О языке дятла он снова упоминает и на другой странице, дальше, рядом с описанием и изображением человеческого языка. «Сделай движения дятла», — записал Леонардо. Когда я впервые увидел запись про дятла, я воспринял ее (наверное, как и большинство исследователей) как забавное чудачество — так сказать, amuse-bouche, — как явное свидетельство эксцентричной природы беспощадного любопытства Леонардо. Это действительно так. Но стоит за этим и нечто большее, как я обнаружил, когда заставил себя, подобно Леонардо, докапываться до разных любопытных мелочей. Я понял, как занимало Леонардо устройство мышц языка. Действие всех остальных изученных им мышц сводилось к тому, чтобы тянуть, а не толкать ту или иную часть тела, а язык, похоже, представлял собой исключение. Это явление наблюдается и у людей, и у других животных. Самым ярким примером служит как раз язык дятла. Раньше никто не зарисовывал его и подробно не писал о нем, а Леонардо с его удивительным умением наблюдать за быстро движущимися существами знал, что тут есть чему научиться[703].