Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она оглядела раздетого Джейми — молодой хищник, да. Мышцы в наличии, кубики в наличии, но — жилист и худощав. Если бы не его поганые мысли и поганый же язык, то ему можно было бы даже посочувствовать — потому что хорош собой весьма и весьма. Пока молчит.
Но на здоровом левом боку красовался огромный синяк с парой ссадин, как бы там не было перелома ребра. Прямо залюбоваться можно — если кто такое любит, конечно же, она-то нет. Можно решить, что и синяки Кэт, и её собственные — отмщены.
Катерина надела перчатки Мэгвин — видимо, специальные, для подобных процедур, не зря в медицинской ямке лежали. Тонкие и прочные, или из какой-то диковинной кожи, или из обычной, но хитро обработанной. Старший народ как он есть.
— Грейс, проследи, чтобы была готова вода для мытья.
— Что? Какое ещё мытьё? — Джейми и так было не по себе, а тут он едва не подскочил.
— Кот, что ли, раз мыться не любишь? Вылизывайся тогда. И вообще я подскакивать не разрешала.
Катерина обмакнула пальцы правой руки в приготовленную мазь и принялась втирать её, как объясняла Бранвен — в плечевой сустав. Джейми взвыл.
— Эй, ведьма торнхилльская, ты что делаешь?
— Очевидно, провожу лечебную процедуру. О неприятных побочных эффектах госпожа Бранвен тебя ещё позавчера предупреждала. Но было решено, что вероятная польза от процедуры превышает возможный вред при её проведении.
— Я тебе, мать твою, дам вероятную пользу! Парни, выкиньте-ка её к чертям отсюда!
И тут случилось невероятное.
— Нам милорд Джон запретил её и пальцем трогать, — пробурчал один, белобрысый, кажется, его зовут Тим.
— И сказал, что повесит того, кто осмелится к ней прикоснуться, — добавил второй.
О как. Спасибо тебе, Джон. Продолжаем.
— Хочешь ходить — лежи и не дёргайся. Орать можно, разрешаю, — кивнула Катерина, переходя к локтевому суставу.
Видимо, смысл был в массаже разом с втиранием, потому что мазь втиралась, да, но для этого нужно было приложить усилия. Хорошо, Катерина кое-что знала о массаже в целом, и для неё процесс нереальным или непонятным не выглядел.
Джейми завывал и извивался — насколько позволяла его неподвижная половина. Бормотал сквозь сомкнутые зубы ругательства. Но Катерина не слушала — вот ещё, делать больше нечего. Сначала ей было неловко его трогать, но потом она приноровилась. Ничего, справится. Рука, нога, бок. Спина. Можно ещё другой бок помазать — чтоб синяк рассасывался.
— Пока всё, — Катерина закрыла крышку банки с мазью.
Пациент не ругался уже минут пять, лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал.
— А он… с ним всё хорошо? — спросил белобрысый Тим.
— Его нужно срочно мыть. Подняли — и в ванну, — скомандовала Катерина.
Оказалось, что в ванне тоже нужна её помощь. Пришлось гадёныша ещё и помыть, потом завернуть в свежую простыню и кивнуть — уносите, мол.
Джейми открыл глаза только на кровати.
— Ведьма, как есть ведьма. Почему мне теперь всё это место как иголками колет?
— Очевидно, что-то там восстанавливается, — пожала плечами Катерина.
— Сама-то, поди, ни разу не пробовала эту дрянь?
— Не пробовала. Но доверяю тем, кто мне её посоветовал.
— Как других мучить, так первая, да?
— И это говоришь мне ты? — усмехнулась Катерина.
Сняла перчатку с левой руки и обмакнула в мазь один палец правой. Потерла по ожогу, который умудрилась заполучить, пока варила целебное зелье.
Острая боль пронзила несчастный ожог, будто там мало болело. Катерина прикрыла глаза, дышала — вдох, выдох, вдох, выдох… боль уменьшалась, уменьшалась, затем пропала совсем. Вместе с ожогом.
— А мне можно сюда? — спросил белобрысый Тим, показав рубец на ладони. — Вдруг поможет?
Катерина молча намазала. Тим шумно вдохнул, да так и остался — с разинутым ртом и выпученными глазами. Очевидно, жгло немилосердно. Но звуков не издавал.
Тогда у двоих оставшихся тоже нашлись какие-то места, пригодные для лечения чудодейственной мазью. Один даже постонал немного — его ожог оказался довольно большим. Все трое поглядывали на Джейми с уважением — он-то вытерпел намного больше.
— Так я прихожу вечером? — поинтересовалась у него Катерина.
— Приходи, чёрт с тобой, — проговорил Джейми, не глядя. — И долго так?
— Курс лечения — десять дней по два раза в день. То есть — двадцать процедур, — увидев его изумлённое лицо, не удержалась от подначки. — Считать до двадцати умеешь? Дети в Торнхилле умеют. Десять — и ещё раз десять. Сосчитай пальцы на руках и на ногах — оно и получится. И одна процедура уже за нами. Можешь делать зарубки — на стене там, на кровати, не знаю, где. Можешь пальцы загибать. Не загибаются — пометь один. Бантик привяжи. До вечера.
Сунула Грейс грязную простынь, собрала перчатки и банку с мазью — и пошла наружу.
— Как вы его жёстко-то, — восхитилась Грейс.
— Что поделать, если он другого языка не понимает, — пожала плечами Катерина.
Джейми вытерпел все двадцать процедур. Его корёжило, он выл и матерился, и богохульствовал тоже, и ругал Катерину — но на неё это никак не действовало. Чего ожидать от работы в классе коррекции? Уж никак не того, что с ней будут вести себя, как вежливые и воспитанные люди.
— Неужели всё? — выдохнул он, когда двадцатая процедура оказалась позади.
Надо сказать, что и рука, и нога выглядели поживее — какой-нибудь невролог сказал бы, что рефлексы улучшаются. Джейми немного шевелил пальцами, поднимал руку, дрыгал ногой. В начале курса и этого не было.
— Пока всё. Перерыв. Десять дней, или даже больше, — сказала Катерина.
— Слава богу. Ты ведьма, Кэт, не отпирайся.
— Я маг с навыками ухода за больными, — сказала она. — Даже не целитель.
Он дёрнулся всем телом и дотронулся повреждённой рукой до её пальцев. Потрогал — легонечко.
— Что такое? — подняла она бровь.
— Нет. Ничего, — выдохнул он.
Теперь всё равно перерыв, и может, у неё получится съездить в Торнхилл?
Катерина переговорила с Джоном — тот оказался не против поездки, его радовало улучшение у Джейми, и он надеялся на дальнейший прогресс. Грейс в предвкушении паковала дорожные мешки, Джорджи играл на флейте особенно радостно. Должны успеть, пока не развезло дороги.
Но вечером накануне отъезда в Телфорд-Касл прибыл гонец из столицы. И в доставленном высочайшем повелении значилось — всем взрослым Телфордам, какие есть, прибыть ко двору её величества Елизаветы не позднее начала Великого поста.
55. Далеко ли до столицы
Сказать, что Катерина огорчилась — ничего не сказать. Она-то