Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сколько тебе было лет, когда ты вступил? — спросил Страйк.
— Семнадцать.
— Что заставило тебя вступить?
— Нужно было где-нибудь прикорнуть.
— Немного в стороне от твоего пути, Норфолк. Ты вырос в Тауэр Хэмлетс, верно?
Рини выглядел недовольным тем, что Страйк знал об этом.
— Я был в Тауэр Амлетс с двенадцати лет.
— Где ты был до этого?
— С моей мамой, в Норфолке. — Рини сглотнул, и его выдающееся адамово яблоко вызвало пульсацию татуировки тигра на горле. — После ее смерти мне пришлось уехать в Лондон, жить со своим стариком. Потом я был под опекой, потом немного бездомным, а потом попал на ферму Чепмена.
— Значит, родился в Норфолке?
— Да.
Это объясняло, как молодой человек из среды Рини оказался в глубокой провинции. По опыту Страйка, такие люди, как Рини, редко, если вообще когда-либо, вырывались из столичного притяжения.
— У тебя там была семья?
— Не. Просто захотелось разнообразия.
— Полиция преследовала?
— Обычно так и было, — неулыбчиво ответил Рини.
— Как ты узнал о ферме Чепмен?
— Я и еще один парень ночевали в Норвиче, и мы встретили пару девушек, которые собирали деньги для ВГЦ. Они нас втянули в это дело.
— Другой парень был Пол Дрейпер?
— Да, — сказал Рини, снова недовольный тем, что Страйк так много знает.
— Как ты думаешь, почему девушки из ВГЦ так хотели набрать двух парней, спящих на улице?
— Нужны были люди для выполнения тяжелой работы на ферме.
— Вы должны были вступить в церковь, как условие проживания там?
— Да.
— Сколько ты там пробыл?
— Три года.
— Долго, в таком-то возрасте, — сказал Страйк.
— Мне понравились животные, — сказал Рини.
— Но не свиньи, как мы уже выяснили.
Рини провел языком по внутренней стороне рта, напряженно моргнул, затем сказал:
— Нет. Они воняют.
— Я думал, что они должны быть чистыми?
— Ты ошибся.
— Тебе часто снятся плохие сны, потому что они воняют?
— Я просто не люблю свиней.
— Ничего общего с тем, что свинья “ведет себя абы как”?
— Что? — сказал Рини.
— Мне говорили, что свинья имеет особое значение в И-Цзин.
— В чем?
— Книга, из которой ты вытатуировал гексаграмму на тыльной стороне левой руки. Можно взглянуть?
Рини подчинился, хотя и нехотя, вытащил руку из-под мышки и протянул ее к Страйку.
— Какая это гексаграмма? — спросил Страйк.
Рини выглядел так, словно не хотел отвечать, но в конце концов сказал:
— Пятьдесят шесть.
— Что это значит?
Рини дважды напряженно моргнул, а затем пробормотал.
— Странник.
— Почему странник?
— У него мало друзей: это странник. Я был ребенком, когда сделал это, — пробормотал он, засовывая руку обратно подмышку.
— Они сделали из тебя верующего, не так ли?
Рини ничего не ответил.
— Нет мнения о религии ВГЦ?
Рини бросил еще один взгляд на сидящего за соседним столом крупного заключенного, который не разговаривал с посетителем, а пристально смотрел на Рини. Раздраженно передернув плечами, Рини нехотя пробормотал,
— Я видел вещи.
— Например?
— Просто вещи, что они могут сделать.
— Кто такие “они”?
— Они. Этот Джонафан и… она еще жива? — спросил Рини. — Мазу?
— А почему бы и нет?
Рини не ответил.
— Какие вещи ты видел, как делали Уэйсы?
— Просто… заставляли вещи исчезать. И… духи и прочее.
— Духи?
— Я видел, как она вызывала дух.
— Как выглядел дух? — спросил Страйк.
— Как призрак, — сказал Рини, и выражение его лица показалось Страйку смешным. — В храме. Я видел его. Как будто… прозрачный.
Рини еще раз напряженно моргнул, затем сказал:
— Ты разговаривал с кем-нибудь еще, кто был там?
— Ты поверил, что призрак был настоящим? — спросил Страйк, проигнорировав вопрос Рини.
— Я не знаю — да, может быть, — сказал Рини. — Тебя там, блядь, не было, — добавил он с легкой вспышкой раздражения, но, взглянув поверх головы Страйка на нависшего над ним надзирателя, добавил с напускным спокойствием: — Но, может быть, это был трюк. Я не знаю.
— Я слышал, что Мазу заставила тебя бить себя по лицу, — сказал Страйк, внимательно наблюдая за Рини, и, конечно, по лицу заключенного прошла дрожь. — Что ты сделал?
— Ударил парня по фамилии Грейвс.
— Александр Грейвс?
Рини стало еще более неуютно от этого очередного доказательства того, что Страйк выполнил свою домашнюю работу.
— Да.
— Почему ты его ударил?
— Он был придурком.
— В каком смысле?
— Чертовски раздражал. Все время говорил какую-то тарабарщину. И он часто попадался мне на глаза. Это меня раздражало, и однажды ночью, да, я ударил его. Но мы не должны были злиться друг на друга. Настоящая любовь, — сказал Рини, — и все такое.
— Ты не кажешься мне человеком, который согласился бы выпороть себя.
Рини ничего не ответил.
— Это шрам на лице от порки?
Рини по-прежнему молчал.
— Чем она тебе угрожала, чтобы ты себя выпорол? — спросил Страйк. — Полицией? Мазу Уэйс знала, что у тебя есть судимость?
Снова эти ярко-голубые глаза с густыми ресницами моргнули, напряглись, но наконец Рини заговорил.
— Да.
— Как она узнала?
— Ты должен был признаться во всем. Перед группой.
— И ты сказал им, что скрываешься от полиции?
— Сказал, что у меня возникли проблемы. Ты… втянулся, — сказал Рини. Тигр снова вздрогнул. — Этого не понять, если только ты не был частью этого. С кем еще ты разговаривал, кто там был?
— С несколькими людьми, — сказал Страйк.
— С кем?
— А почему ты хочешь знать?
— Интересно, вот и все.
— С кем, по твоему мнению, ты был ближе всего на ферме Чепмен?
— Ни с кем.
— Потому что что “у странника мало друзей”?
Возможно, потому, что никакой другой формы ответа на этот мягкий сарказм не было, Рини освободил правую руку, чтобы поковырять в носу. Осмотрев кончик пальца и стряхнув результат этой операции на пол, он снова сунул руку подмышку и уставился на Страйку.
— Мы с Допи были приятелями.
— У него, как я слышал, был неудачный опыт с какими-то свиньями. Случайно выпустил несколько и был за это избит.
— Не помню этого.
— Правда? Его собирались выпороть, но две девушки украли кнут, и членам церкви было приказано избить его вместо этого.
— Не помню этого, — повторил Рини.
— По моим сведениям, избиение было настолько сильным, что у Дрейпера могло остаться повреждение мозга.
Рини несколько секунд жевал внутреннюю сторону щеки, затем повторил,
— Тебя там, блядь, не было.
— Я знаю, — сказал Страйк, — поэтому я и спрашиваю, что произошло.
— Допи был не в себе до того, как его избили, — сказал Рини, но тут же пожалел о сказанном и решительно добавил: — Ты не можешь свалить на меня Дрейпера. Там была куча людей, которые пинали и били его. А тебе зачем?