а поступки людей можно характеризовать как высказывания, то маргинальное есть действительно вполне самостоятельная форма культуры. Она системна и состоит из ряда присущих культуре как системе компонентов: человек как сверхприродный объект, человек как субъект деятельности, человек как продукт культуры, внебиологические способы деятельности, широкое поле деятельности, выходящее за границы собственно природы, признание господствующей религии или идеологии как обязательной, обязательное толкование базовых идей, специфическое их понимание (на основе принципа «свободы»), доходящее до противопоставления им системного комплекса «понятий», пригодных для «другой жизни», представление о «другой жизни», антимораль, тоталитарный характер «правильной» культуры, отрицание свободы личности, иерархия индивидов, отрицание «ученой» культуры, устный характер «культуры», особая роль специфических «понятий», традиций, обычаев, особая роль авторитетных фигур, жесткая социальная критика, отрицание идеи прогресса, претензии на «истинное» понимание сути жизни, акцент на ментальности, а не идеологии, транснациональность, предпочтение биологических ценностей социальным и др. В христианстве «базовыми», как уже говорилось, можно считать такие идеи, как Бог как надъестественная сверхличность, монотеизм (единобожие), «креационизм» (творение), «провиденциализм», ревеляционизм (откровение), «мир» как место обитания и действия «избранного народа», Завет Бога с Человеком как цель космического бытия, «история» как педагогическая задача (время «исправления» человечества), «церковь», «конец света» и др. Именно в этой маргинальной среде распространяются так называемые абстрактные идеи. Ее слоган можно обозначить как беспредельная тяга к удовольствиям и непрекращающийся голод. Для маргиналов социально значимы такие понятия, как индивид, социум, труд, богатство, собственность, справедливость, свобода, право. Они предельно равнодушны к физическому миру, но проблемы мира социального для них экзистенциально важны. По мнению, А. Грина, «члены любого общества имеют идеалы, которые непосредственно не связаны с общественными целями. Этими идеалами мы называем абстрактные чувства. Примеры: «Все люди рождаются свободными и равными», «Справедливость победит в конце концов», «Я как социальная ценность» и т. д.». Он же считает, что именно они и являются «стандартами поведения, которые служат основой социального взаимодействия».

Если в Средние века маргиналы были изгоями, выходили за рамки социальной структуры и не имели возможности быть даже внизу «феодальной лестницы», фактически их вообще не считали за людей, то теперь они начинают обретать «человеческие» черты и создают свой собственный и особый мир. Как заметил Ф. Бродель, «прогресс невозможен без определенного повышения ценности человека» и то, что «личность стала базовой ценностью западной цивилизации» и утвердилось «представление, что ценность личности в ее самости», видно и в маргинальной культуре. Маргиналы в XVII в. так громко заявили о себе, что в обществе, быть может, впервые начинает формироваться представление о том, что они, как, впрочем, и остальной простой народ, не есть опилки цивилизации, «чернь», некие «недоразвитые», а существуют как вполне самостоятельные личности.

Появляется возможность коллективного выживания в динамичном мире, но только за счет автаркизации. Именно в этом социальном «подполье» (андеграунде) начинает в крупных масштабах формироваться организованная преступность, нацеленная на рынок и в конечном итоге на весь мир. Этих маргиналов, строго говоря, начинают наказывать не за отсутствие социального статуса, а за дела, что не могло не стимулировать развитие уголовного права. Иначе говоря, маргинализм начинает определяться юридически широко и детально. Это не могло не повлиять и на социальные теории и на социальную практику национальных правительств. Можно сказать, что именно в Раннее Новое время появляется как злободневная проблема нищеты. В традиционном обществе удельный вес деклассированных элементов небольшой и оно их практически не замечает. Представление об извечной нищете народных масс формируется именно в это время и впоследствии предельно политизируется.

Именно в Раннее Новое время и начинают формироваться две предельно политизированные впоследствии позиции по отношению к ним: их объявляют деградировавшими, а они сами все чаще именуют себя вкупе с уходящими крестьянами и нещадно эксплуатировавшимися пролетариями угнетенными и испытывают по отношению к остальному миру злобу и «классовую ненависть». Их не любит никто, более того, их достаточно дружно презирают за сознательное игнорирование «общечеловеческих» ценностей. Между тем они действительно формируют, опираясь преимущественно на биологические, а не социальные ценности, свой мир и массовое распространение по Европе «бандитов», проституток, бомжей и т. д., по сути, свидетельствует о складывании нового, культурного раскола в обществе. Не случайно именно с этого времени набирают силу такие теории, как теория классовой борьбы[41], представление о противостоящих двух культурах, эксплуататорах и эксплуатируемых, бандитизме как форме классовой борьбы и т. д.

В Средние века маргиналами чаще всего были «чужие», жившие к тому же максимально изолированно (евреи в гетто, сарацины в отдельных кварталах, пришедшие издалека школяры, записывавшиеся в свои «нации» и т. п.), не входившие в традиционную трехчастную структуру общества (работающие, молящиеся, защищающие), не связанные с той или иной корпорацией (universitas). Теперь это «низы», «деградировавшие», поскольку не принимали новые ценности. Эти «потерянные поколения» оказались оторваны от «культуры» и деградировали до уровня «животных» в «стае». Для маргинальности характерна автаркизованность, замкнутость, это «островная» культура посреди океана «чужебесия». Она принципиально внереволюционна. Отгораживание от общества – обратная сторона «революции». Маргиналы не звали «вперед» или «назад», а пошли в биологическое, к «зверю» в человеке, т. е. отвергли «культуру» ради «натуры». Разумеется, это неосознанно, без определенной программы, рецептов, лозунгов, только действия, но они оказываются не менее «культурными», помогая строить специфическую социо-культурную модель. Особо следует отметить, что этот процесс формирования зазеркальной контркультуры связан не с той или иной нацией, а носит общеевропейский характер. Бандиты и проститутки отличаются не только свободным отношениям к прежним, средневековым, или новым, капиталистическим ценностям, противопоставлением им своих «понятий», но и космополитизмом. Эти «граждане мира» легко пересекают любые границы и работают в рамках любых национальных культур. Бандитизм носит общеевропейский характер и связан не с традиционной культурой, а с новой общественной моделью и капиталистической экономикой. Это не средневековый разбой как одно из средств решения проблем феодальной экономики, он формируется в рамках транснациональной экономики. В средние века разбой и грабеж были нормальным явлением во внешней сфере, но внутри государства это рассматривалось как незаконное деяние. Бандитами считались лишь те, кто нарушал юридическую договоренность или традиции. Только в новое время, когда наблюдается своеобразное противостояние власти, бизнеса и криминала, возникает само понятие бандитизма как универсальное, не связанное ни с какими этническими или политическими границами. На поток была поставлена и проституция, не только щедро используя накопленный за тысячелетия опыт, но и создавая новые формы организации своего «производства», переходившего на капиталистические рельсы.

Одновременно с выделением некоей зоны «бескультурья» и «деградации» процесс маргинализации затрагивает и все общество. Маргинализация культуры как опускание на некое историческое «дно» и «раздевание» культуры до биологического во многом было результатом чрезмерно широкого распространения свободомыслия. Дробь культуры, в