в нашем клубе. И еще раз — на концерте в ДК завода «Сибкомбайн». Ах, да… еще пару раз — в ресторанах пели, где они тогда работали. Но это…, - Косов засмеялся и помахал рукой, — Мы тогда с Игорем оба… нетрезвы, в общем, были.

— Ух ты! — прошептала девушка, — А скажи… а он какой… Калошин?

Косов с улыбкой посмотрел на нее, покачал головой:

— Знаешь… Игорек, он такой кобель! Вот честно и сразу говорю…

Девушка расстроено вздохнула, но потом — засмеялась:

— Нет, ну это-то… понятно! Вон он какой… и красивый, и поет как!

Косов с улыбкой посмотрел, как некоторые женщины заулыбались. А самая старшая заявила:

— Ты, Верка, дура молодая! Еще не обжигалась… Вот попадешься такому в руки… окрутит, охмурит… и ладно если просто. А то — вдруг и с ребенком на руках оставит?! Тогда-то — наплачешься…

Но Ивану показалось, что даже такие доводы девушку не смутили.

— Ладно… много наедаться тоже вредно! С полным брюхом — не попоешь! Юра! Вперед, к роялю, маэстро!

— У меня гармонь! — поправил его Гиршиц.

«Эгей! А Юрка-то окосел! Ну ничего — сейчас полчаса игры… и снова — тверезым станет! Только бы «лажать» не начал! Надо Насте подмигнуть, чтобы она этой Анечке «втык» сделала — куда ж его спаивать?».

Он спел — «Очарована, околдована». Женщины замолчали, сидели завороженно. Только вот… в глаза Насти он зря так долго смотрел! Потом спел — «В шумно зале ресторана». Тоже — зашло в зал отлично!

— Ой, сколько я уже в ресторане не была? — протянула с сожалением самая старшая, — Надо моего как-нибудь уговорить сходить… Хоть посмотрим, как люди отдыхают.

«М-да… тут, похоже, все — нечастые посетители ресторанов. Зарплата-то у них всех — неважнецкая. Разве что… у Насти? Та, да — может позволить себе! О! Если доживем до весны и лета… надо будет ее в ресторан пригласить! Если пойдет… Если к тому времени на хрен нахального курсанта не пошлет! А то… с ротным в ресторан сходит!».

Косов почему-то разозлился, что было — вовсе не нужно сейчас, когда шла «сплошная лирика». После окончания очередной песни отпросился снова сходить, покурить. Настя сначала дернулась было за ним, потом чуть качнула головой и шепнула:

— Вон… с девчонками сходи!

«Конспирация — наше все!».

Косов покурил с девушками, поболтал, все отбиваясь шутками от расспросов «поклонницы» о ее «кумире». Но и успокоился. Пора было заканчивать посиделки — время шло к девяти часам.

Когда они вернулись, оказалось, что старшая женщина, Анфиса Пална из канцелярии с еще двумя женщинами, засобиралась домой. Проводив их и вновь рассевшись за столы, женщины в ожидании уставились на них с Юркой.

— Юра! Работаем!

— На меня надвигается по реке битый лед.

На реке навигация, на реке — пароход!

Пароход белый, беленький,

Дым над черной трубой…

Мы по палубе бегали, целовались с тобой.

И новая песня публике понравились. «Поклонница» удивленно протянула:

— А этой песни у Калошина не было…

— Это потому, что он про нее еще не знает! — подмигнул ей Иван.

— Старый клен, старый клен,

Старый клен стучит в стекло,

Приглашая нас с тобою на прогулку!

Отчего, отчего, отчего мне хорошо?

Оттого, что ты идешь по переулку!

«Что-то дамы загрустили… Ну ничего… сейчас мы им еще добавим светлой грусти! А кое-кому — размышлений… Ишь ты — «Подумаю — да или нет!».

— Юра! Я вас прошу! Нет, я Вас даже — умоляю! Сделайте так, чтобы душа развернулась, а потом — опять — свернулась! — прихлопнул по деке Косов, а потом подмигнул Гиршицу и шепнул: «Зорька!».

— Зорька алая, зорька алая, губы — алые!

А в глазах твоих, а в глазах твоих неба синь!

Ты любовь моя, долгожданная!

Не покинь меня, не покинь меня, не покинь!

«Помню, как моя бабуля, постоянный критик эстрады восьмидесятых, повторяла — «Только один петь умеет! И песни у него все такие славные, душевные!». Да, Евдокимов — это, конечно… да!».

Вот только… только зря он все-таки так пялился на Настю. И щечками заалела совсем уж… очевидно. И потупилась…

«А вот остальные женщины — и вовсе… разнюнились! Платочки достали!».

— Косов! Ну что ты… Ну что ты, Иван, делаешь? Ты посмотри сам… Вон как всех довел! Праздник же, а женщины — плачут. Разве хорошо это? — немного смущенно выговаривала ему Настя, уставившись в стол.

— Сейчас поправим! — обманул ее Иван, и заиграл проигрыш. Юрка, как водиться — подхватил:

— Отцвела липа белая…

Вот и встретились вновь.

Здравствуй первая, нежная, неземная любовь!

«М-да… как-то… эмоции захлестнули зал! Аж самому подурнело! Это же надо — так песни воспринимать!».

— Иван! Ты издеваешься сейчас так над нами? — уже строго посмотрела на него Настя. А у самой щечки алые, и… вроде бы слезинки на ресницах.

«Перебор, однако!».

— Так… все, девочки! Давайте выпьем, закусим, да надо собираться уже! И ребятам пора идти, поверка скоро! — чуть прихлопнула ладошкой по столу тетя-врач, — И ты… тоже хорош! Уревелись вон все… А ты — не понимаешь, тянешь и тянешь все из души! Злыдня ты, Ваня! Хоть и талантливый…

Чуть успокоившись, все выпили, закусили. Женщины были задумчивы, и загадочны…

Пока Косов выходил курить — уже в одиночку, Настя и медсестра Анюта как-то выпроводили девчонок-канцеляристок. С ним же ушла и фигуристая дама — еще одна медсестра училищной санчасти, как оказалось.

С неудовольствием Косов посмотрел на Гиршица. Все же Анюта умудрилась еще налить тому. И Юрка — заметно окосел.

«М-да… проблема, однако! Нет, не такой уж он и пьяный. Дойдет сам, конечно. Но вот — ощутимо его покачивает, разговорчивый вон какой стал. А в роте — поверка,