— Марьотто, — произнес Антонио срывающимся голосом. — Я никогда не прощу тебе твоего поступка. — Последовала долгая пауза. — Но и обвинять тебя я не могу. — Толпа снова успела вдохнуть. Людовико начал было речь, но Антонио остановил его: — Нет, отец. Я понимаю, почему он это сделал, хотя я никогда бы с ним так не обошелся. Слышишь, Мари? Никогда.

Расчет оказался верным. Марьотто открыл рот, но лишь затем, чтобы тотчас его закрыть.

Антонио продолжал:

— Я люблю ее, Мари. Я люблю ее сильнее, чем ты когда-либо полюбишь, сильнее, чем ты вообще способен любить. Она — моя Джулия. Я всего лишь хочу, чтобы она была счастлива. Если она выбрала тебя, если она жить без тебя не может… — Антонио соединил руки Джаноццы и Марьотто. — Если так, я отдаю ее тебе.

— Джаноцца ему не вещь! — услышал Пьетро шипение сестры.

Однако вздохнул с облегчением. Антонио сам разрешил скверную ситуацию. Слова Джаноццы, каковы бы они ни были, подействовали на гордость Антонио подобно бальзаму. Антонио добровольно вышел из игры, Антонио проявил неслыханное благородство. Теперь симпатии окружающих, подогреваемые истинным его чувством к Джаноцце, по праву были на стороне Капуллетто. Он являл собою образчик рыцаря. Всего-то и понадобилось, что одно разбитое сердце.

Похоже, именно к этому и вел все время Скалигер. Если бы Пьетро не бросил вызов, если бы Марцилио вызов не принял, Кангранде разрешил бы спор таким вот мирным путем. Дуэль оказалась бессмысленным жестом, потешившим уязвленное самолюбие сторон. Капитан предвидел это и с самого начала склонял врагов к мирному разрешению ссоры. Однако горячие головы оказались в большинстве, и кровь пролилась.

«Моя кровь», — подумал Пьетро.

Теперь перед правителем Вероны предстали Марьотто и Джаноцца. Для них испытания еще не закончились.

— Не могу выразить, — начал Кангранде, — как меня радуют слова сира Антонио Капуллетто. Благодаря его мужеству мы избегнем кровной вражды. Теперь мне совершенно ясно, что Марцилио да Каррара ошибался. Сир Антонио Капуллетто являет собой идеал рыцаря. Мы счастливы, что такой человек — наш подданный.

— Верно! — раздался низкий голос. Вперед выступил Гаргано Монтекки. — Я восхищен его христианским смирением. Однако ваше решение меня не устраивает. Марьотто Монтекки не проявил, в отличие от сира Антонио, ни предусмотрительности, ни благородства духа. Не проявил он и мужества, в отличие от своего друга, сира Пьетро, сына Данте. Я настаиваю на том, чтобы мой сын понес наказание за свой поступок. — В голосе Гаргано зазвучал металл. — Я требую для Марьотто Монтекки изгнания из Вероны.

Марьотто побледнел как полотно и уставился на Гаргано. Ему и в страшном сне не снилось, что гнев отца может быть столь велик.

На этот раз в зале не шелохнулся ни один человек. В полной тишине Капитан медленно покачал головой.

— Я не считаю изгнание адекватным наказанием. Ваш сын — не изменник и не предатель. Кроме того, результат дуэли спорный. — Капитан взглянул на Пьетро, затем на Марцилио. — Полагаю, Господь, не отдав победу ни одному из противников, выразил Свою волю, а именно: в данном деле не может быть окончательного решения. Я принимаю волю Господа. Марьотто Монтекки приговаривается к штрафу в размере одной тысячи серебряных сольдари за то, что расстроил помолвку. Половина этих денег предназначена семейству Каррара, половина — семейству Капуллетто. — Кангранде посмотрел в глаза Марьотто. — У меня есть еще одно условие. Полагаю, в спешке вы с Джаноццей не довели таинство брака до конца?

Джаноцца вспыхнула.

— Не довели, мой господин, — потупился Мари.

— Очень хорошо. В таком случае вот мое решение. Марцилио да Каррара говорил, что устроил ваше венчание, поскольку счел, что такой всепоглощающей страсти глупо противиться. Что ж, проверим, прав ли он. Марьотто Монтекки, я назначаю тебя своим посланником к папскому двору в Авиньоне. Там ты будешь соперничать с венецианцем Дандоло и исполнять обязанности моего представителя при выборе следующего Папы. — Кангранде подался вперед. — Ты не имеешь права взять с собой жену. Она останется в Вероне, в доме твоего отца, в качестве гостьи.

Мари вспыхнул.

— На какой срок, мой господин?

— Срок я определю позднее, — холодно отвечал Скалигер. — Ваш брак был заключен с неподобающей поспешностью. Я хочу посмотреть, что будет, когда пройдет первое ослепление страстью. Вы не сможете реализовать свое право супругов, пока я не освобожу тебя от должности посланника. Если к тому времени ваша любовь будет столь же сильна, я оставлю вас в покое. Если же страсть утихнет, у меня появятся основания для аннулирования вашего брака. — Кангранде обвел взглядом Монтекки, Капуллетто и Каррара. — Вы согласны с моим решением?

— Вполне, — отвечал Джакомо Гранде.

Людовико вскинулся было, но Антонио медленно кивнул. Старшему Капуллетто ничего не оставалось делать, как закрыть рот и тоже кивнуть.

Кивнул и Гаргано.

— Это мудрое и взвешенное решение, мой господин, — мрачно начал он. — Посмотрим, сможет ли мой сын сохранить пылкость чувств вдали от предмета своей страсти. Сразу хочу оговорить, что не позволю, чтобы мой господин терпел убытки. Все расходы на поездку в Авиньон мой сын оплатит из своего кармана. — Разумеется, Гаргано имел в виду свой собственный карман. Он твердо решил упиться наказанием.

— Да будет так. Если больше нет вопросов, позвольте мне поблагодарить старейшин зато, что уделили нам время, и распустить собрание. Сир Алагьери, — обратился Кангранде к Пьетро, — если вы уже пришли в себя после поединка, я бы хотел поговорить с вами наедине.

«Проклятье», — подумал Пьетро, холодея.

Он проследил, как Кангранде вышел из залы, сопровождаемый большинством своих приверженцев.

Капуллетто тоже засобирались — им не терпелось поскорее покинуть залу. Антонио, казалось, хотел сказать Мари еще что-то важное, но отец и брат всячески торопили его.

Марьотто раскрыл было объятия для своей молодой жены, однако Гаргано тотчас вклинился между ними, насильно выхватив руку девушки из ладоней сына. Все чувства разом отразились на лице Марьотто. Оттолкнув Джаноццу, Гаргано взглядом пригвоздил сына к месту. С быстротой молнии ладонь его отвесила Марьотто пощечину. По второй щеке он прошелся уже тыльной стороною руки. Марьотто от неожиданности застыл, не в силах пошевелиться. В глазах его засверкали слезы, он тяжело дышал.

— Отец, за что?

— Я от тебя не отрекаюсь, — прохрипел Гаргано. — Твой позор — это мой позор. — И он пошел прочь, таща за руку свою невестку. Мари продолжал стоять с открытым ртом. Аурелии пришлось вывести его из залы.

Пьетро молча наблюдал эту сцену. Наконец он решился задать отцу вопрос, который вот уже несколько минут с быстротою снежного кома заполнял его сознание ужасом.

— А где Джакопо?

— Джакопо остался стеречь лошадей и оружие, — отвечал Данте. Он хотел выразить сочувствие, но голос прозвучал сурово: — Иди к Капитану, он тебя ждет.