– Стой, Вишневецкая!

– В этом был твой план?

Убежать от Чацкого не получается. Он хочет сцены и, чтобы их заметили в свете этого «фонаря». Лира узнает и не узнает его.

– Выставить меня посмешищем?

Лира улыбается, в следующее мгновение прижимаясь к нему. Вспышки фотокамер слепят. Им достается внимание сначала не заметившей их прессы. Ей не понятна собственная реакция. Зачем она жалеет его? Или она бережет маму?

– Не отвечай, Вадим.

– Все крутится вокруг Лиры! Как всегда!

Она только брови приподнимает в ответ.

– Прекрати так вести себя. Юрка уже идет к нам.

Она кивает ему за спину. Зажатая клавиша экстренного вызова творит чудеса. Водитель практически не отличается от остальных гостей – смокинг без бабочки ужасно идет этому высокому и статному парню. Он останавливается неподалеку, подхватывает бокал с шампанским, но не пьет, а ждет ее знака.

– Устроишь сцену? Натравишь его на меня?

Лира качает головой, вновь тянется к нему и обнимает, шепча на ухо:

– Поехали к тебе?

Вадим прижимает ее к себе чуть дольше, чем нужно.

– С чего вдруг?

– Мы ведь хотели поговорить. Ты что-то сказать мне. Так ведь?

Она поморщила нос, но стоило им оказаться в машине, как Лира врезала Вадиму по лицу. Звук хлесткой пощечины заполнил собой салон, но водитель даже не подумал обернуться, только взглянул на нее в зеркало заднего вида.

– Какого черта, Вадим?

Это действо всегда приводило Вадима в чувство. Он начинал злиться и вместо того, чтобы начать терять голову, драться и психовать, трезвел и приходил в себя.

– Хочешь привлечь к нам внимание?

– Это ты мне позвонила, Вишневецкая!

– Я пригласила тебя в кино и поболтать, а не устраивать скандалы. Всю дорогу до «Пушкинской» ты молчал, в кино не пожелал отпускать меня, а теперь?

Он держит ее за запястье. Но Лира не собирается продолжать. Он не выводит ее из себя так как Эверт.

– Думал, что ты стала прежней.

Вадим отбрасывает ее руку, отворачивается, но через некоторое время сжимает ее колено, с натянутой тканью атласного комбинезона.

– Как прежде уже не получится, – Лира убирает его руку со своего колена. – Мне больно, Вадим.

– Летом ты была другой.

Это бесполезный разговор. Ей не объяснить ему всего, но кое-что ясно уже сейчас. Вадим приезжал вовсе не потому, что его попросила мама. Это был повод сделать это так как и говорила тетя Оля.

– Юра, останови, пожалуйста, – она касается плеча водителя, – и погуляй немного.

Лира стучит уголком телефона по обшивке двери, разглядывая улицы никогда не спящего города. Площадь у кинотеатра пуста. Фонтаны перекрыты. Лавочки пусты, даже несмотря на то, что кинотеатр светится как новогодняя елка.

– Почему ты не приехал сразу? Почему нужно было ждать, когда тебя призовет мама?

– Сначала я просто не мог, – откликается он тихо. – Да, не мог!

Он поворачивается к ней, глядя на свою ладонь на ее колене, сжимает ее сквозь тонкую ткань, а потом подбирает ее руку.

– Все случилось из-за меня. Я не мог смотреть на тебя такую! Я угробил человека…

– Вадим, перестань, – Лира морщится в ответ на это. – Ты прекрасно знаешь кто виноват во всем этом.

Лира удивлена и раздосадована одновременно. Она не помнит за ним подобного поведения. Ей всегда нравилось в Вадиме, что он не пытается вызвать сочувствие к себе. Когда становилась трудно он не жалел себя, а лишь удваивал усилия, исправлял, добивался чего-то.

– Ты ничего не мог сделать.

– Мог! Я накурился в тот день. Ты знаешь, что был повод.

Лира не верит в услышанное признание и смотрит на него так словно видит впервые. Колену больно. Она не обращает на это внимание – перед глазами проносятся события того дня.

– Я не мог видеть тебя такой, ведь это я угробил тебя!

Она просто в шоке и некоторое время просто молчит, переваривая услышанное. Сомнений в том, что он говорит правду ­– нет. Иначе… Зачем?

– Тебе нужно было приехать ко мне и просто быть рядом, – проговорила она наконец. – Я…

Лира открывает окно, позволяя декабрьской стуже пробраться в салон, некоторое время вдыхает холодный воздух.

– Я не знала этого всего… Ты все равно не можешь быть уверен в том, что виноват только ты.

Лира обрывает свой лепет, чувствуя себя растерянной и разбитой.

– Что ты сказал про «сначала»?

Она не понимает его. Вадим приезжает, когда его просят. Он говорит правду, хотя, мог и не делать этого.

– Кто тебе помешал сделать это потом?

Вадим не отвечает, пронзая ее выразительным взглядом, но тут и так все понятно. Мама действует за спиной отца, тогда как он ясно дал понять кого не желает видеть в своем доме.

– Вадим, выйди из машины, – просит она его наконец. – Вызови такси и держись подальше от меня.

Он тянется к ней и даже прижимает ее к себе, шепчет глухо, обдавая ароматом знакомого парфюма и еще не выветрившимися парами.

– Вишневецкая. Мне жаль. Я так виноват перед тобой, но я не могу без тебя. Ты так нужна мне.

Лиру все еще потряхивает от негодования. Злится она, как ни странно, не на Вадима, а на папу и маму. Она все понимает: родительская любовь иррациональна, но они не имеют права вмешиваться в ее жизнь так как делали все это время. Ведь все могло сложиться иначе и не было бы этого всего.

– Это последняя, – Юрка докуривает сигарету, глядя на выходящую из подъезда Лиру. – Других адресов я не знаю.

Он отбрасывает окурок в близстоящую урну, поддерживая чистоту одного из двориков на Старом Арбате. Переделанная под пентхаус квартира на пятом этаже пуста. Либо же отец прячется, подсматривая за ней в глазки видеокамер.

– Спасибо, Юра. Я уже успокоилась. Чувствую себя дурой.

– Вы – женщина, – откликнулся Юрка с какими-то философскими нотками в голосе. – Вам можно.

– Надеюсь, ты не говоришь ничего подобного при Алине Станиславовне?

Водитель проказливо ухмыляется и качает головой.

– Нет. Она и не разговаривает со мной.

Лире не повезло. Отец уехал в Польшу. Об этом сказала мама, его помощница и даже скрываемая ото всех любовница, которая минут две не могла понять кто стоит перед ней.

– Может домой?

У Юрки взгляд, как у бездомного пса. Лира и сама хочет домой, а еще в душ, чай и теплый плед.