— Ты посмотри сначала…

Карелин стал терпеливо перелистывать страницы: автобиография, анкета, фотоснимки сперва безусого лейтенанта, потом пышноусого лысого подполковника…

— К чему ты задаешь такие загадки? Что-то я тебя не пойму — он уже на пенсии. Вот номер приказа, роспись в сдаче удостоверения, справки со склада одежды и оружия…

— Тогда слушай. Ты читал справку от «ментов» о происшествии позавчерашней ночью на площадке приема гуманитарной помощи? Когда неизвестный, сопровождаемый группой неустановленных солдат, отбил у рэкетеров немца-водителя? Так вот, сегодня наши орлы установили, что солдатами командовал именно этот человек. — Липня-вичус постучал ногтем по фотографии Вашко. — Еще вопрос — откуда солдаты, да еще с полным боекомплектом?..

— Про боекомплект знаешь? Уверен?

— Пока нет… Но этих ребятишек со знойного Кавказа они уделали здорово. Правда, говорят, немцу тоже досталось…

— Да хрен с ними. Мне-то что с этого? Пусть милиция разбирается. Мне по гроб жизни хватит этого проклятого Вила. Читал, о чем сегодня строчат все московские борзописцы? Нет? Тогда на, полюбуйся… — Он небрежно швырнул на стол с подоконника пачку газет. — Хотел бы я знать, где санкционировали эту пресс-конференцию господину Страусу — в Вашингтоне или в Вирджинии?

— А-а-а… — досадливо поморщился Липнявичус. — Это для слабонервных. В конце концов не мне отчитываться перед Баранниковым и, надеюсь, не тебе.

— Перед министром я действительно не отчитываюсь. Он же, я тебе говорил, сделал ставку на милицию. А вот перед руководством Общественного комитета обеспечения госбезопасности — мне держать ответ, я дал слово.

— Все ж таки есть над тобой вожди! — расхохотался Липнявичус. — Не новые, так старые… Не то что я — реконструирую в свободное время сортиры из-за отсутствия для моих подразделений на сегодняшний день служебных площадей.

Не ершись, — прикуривая сигарету, прищурил глаз от едкого дыма Карелин. — Делаешь же что-то по личной инициативе. Глядишь, потом зачтется…

Только для того, чтобы квалификацию не потерять…

— Будешь таскать ко мне личные дела выживших из ума пенсионеров ментовских — точно деквалифицируешься. Тут проблема за проблемой: Скоробогатова сидит дома и молчит, ей никто не звонит, она тоже никому. На контакт с Гурковой никто не вышел — даром сколько времени держу там наружку.

— Все донесения у тебя?

— По Гурковой у меня.

— Дашь посмотреть?

— Нет. Не положено.

— Ну и хрен с тобой. Тогда сам собирай информацию.

— Иозас, стой, не уходи… Так уж и быть. Что ты хотел там увидеть?

— Нет ли в каком сообщении того, что в подъезде ли, около или на подходе фигурировал какой-нибудь субъект, похожий на Вашко?

— Фантазии у тебя, однако…

Нехотя Карелин открыл сейф и достал тонкую синюю папку, в которой, судя по всему, было никак не больше пяти — семи листков. Сев за стол, он по очереди брал один за другим и, далеко вытянув руку, будто страдал дальнозоркостью, глазами пробегал текст.

На третьем листке он споткнулся:

— Вот, что-то похожее… Смотри!

Липнявичус взял предложенный лист — это был стандартный отчет сотрудника наружнего наблюдения: со словами «объект», «указанное местоположение», «пост сдал», «пост принял».

— А ты говоришь, что Вашко ни при чем! — воскликнул Липнявичус. — Сидел на лавочке, хватался за сердце… А усы-то, физиономия в цвет!

— Пожалуй, ты прав… — он снова взял в руки личное дело и принялся листать его с большим интересом, чем ранее. — Медаль, медаль, благодарность, ценный подарок… — перечислял он страницы награждений. — На этой должности семнадцать лет… Последнее звание подполковник. Чего, интересно, если столько у него раскрытий, папаху не дали? Не умеют ценить в милиции кадры!

— Похоже, что у нас тоже, — все еще задумчиво глядя на докладную записку, произнес Иозас. — Смотри, что получается, — тот водитель-немец, этот пресловутый Сергей Иванович, он же Стив Эпстайн, и Вашко — одно целое!

— Уверен?

Абсолютно! Если хочешь знать — я был уверен в этом еще до того, как ты мне показал эту докладную.

Прозорлив больно…

Нет, предусмотрителен. В таможенных и пограничных документах числятся все фамилии водителей и их сменщиков, которые проходят через границу и волокут сюда продовольствие и медикаменты. Так вот, по искомому числу и искомому месту пересечения границы числятся: автомашина «мерседес», номер выдан в Гамбурге, характер груза — лекарственные препараты, основной водитель — Курт Шлезингер, запасной — Стив Болдман, он же Эпстайн.

С твоими сообщениями можно вовсе в мозгах резьбу свернуть. Короче, что предлагаешь?

Как всегда: постановление прокурора, обыск и задержание. Желательно всей троицы сразу…

И чего ж ты им предъявишь? А? Ну опознание с Валерием из внешней разведки, ну Скоробогатова, может, от радости хоть слезу счастья прольет, хотя сказать все равно, ничего не скажет. И все? Рацию мы не найдем — ее нет, шифровальных блокнотов тоже, пистолеты с отравленными пулями — черта с два… А в результате газетные щелкоперы опять нас разделают в пух и прах. Дескать, вносим разлад в дело гуманитарной помощи. И тогда — голову даю на отсечение — на нас спишут не только пропавшие лекарства, но и мясо, которого никто в глаза не видел, и тысячи гекалитров французского «Наполеона», каковой я знаю только по цвету этикетки, а пить не приходилось никогда…

— И чего делать?

— Наблюдать, сопоставлять, мой милый, а уж если и брать, то только с поличным, — чтобы он мавзолей заминировал или отбил у экс-президента его дражайшую супругу. Никак не меньше!

ГЛАВА 31. МОСКВА, ВОРОНЕЖ, РОСТОВ-НА-ДОНУ, КРАСНОДАР…

Странная это штука — дорога. И очень хорошая… Даже такая плохая, как российская, полная выбоин и ям. Она успокаивает и вносит в жизнь разнообразие. Но когда мчишься по ней день и ночь на скорости 70 миль в час, она еще и выматывает…

За окном мелькали деревни и города, мало отличающиеся друг от друга, схожие своим запустением и неуютом, грязью и мусором.

Машину вели по очереди. Теперь у этого многотонного «мерседеса» было не два водителя, как на подъезде к Москве, а целых три. Вашко, до этого крутивший баранку лишь у легковушек, вполне сносно справлялся с этой трепещущей сине-стальным покрытым пластиком кузовом громадиной. Ночь, утро, день, опять ночь. А они все накручивали и накручивали на колеса километры дороги. И мелькали разлапистые кусты у околиц да зацветающие яблони и вишни.

— Опять топливо на исходе, — недовольно пробормотал Стив, сидевший в этот момент за рулем. — Может, черпанем из бочек, что в кузове?

Курт ответил категорическим отказом — впереди полная неизвестность, а радио утверждает, что на юге, куда они ведут свой грузовик, будет и того хуже.

— Заправку, будем искать заправку… В