Мэри приняла предложение Бадима напоследок выступить от министерства на встрече с банкирами. Встреча в который раз проводилась на верхнем этаже «Биг Тауэр», и Мэри в который раз была очарована видом города внизу, горы Тамальпаис и вонзивших зубы в западный горизонт Фараллоновых островов.

Банкиры собрались почти в том же составе, министр финансов Китая тоже приехала. Она в очередной раз показалась Мэри оптимистичной и конкретной. В Китае ей мало равных. После приветствий она сказала, что хотела бы узнать, что еще можно сделать для разгона «Великого поворота». «Династическое наследование?» – пошутила китаянка.

Джейн Яблонски попросила уточнить, что она имела в виду.

Чан повела речь о росте справедливости в Китае и во всем мире и о том, что еще предстоит сделать. О нижних и верхних пределах доходов, земельных налогах и природных коридорах. О мире как среде общего пользования, единой экосфере, единой планете, живом существе, частью которого все мы являемся. Наблюдая за внимательно слушающими банкирами, Мэри еще раз поймала себя на мысли: эти люди наиболее близки к категории мировых владык. Если они употребят свою власть на защиту биосферы и укрепление справедливости, мир очень быстро ляжет на новый курс, курс добра. Банкиры! Хоть смейся, хоть плачь. Согласно их же узким критериям они поступали, как от них требовалось. Все еще убеждали себя, что обеспечивают ценность денег, без чего мир в данный исторический момент невозможно спасти.

Мэри не могла сдержать улыбку. Мир спасут долбаные банкиры? Или наоборот, к этому их толкает весь мир? Как бы то ни было, сейчас они обсуждали новые идеи и эксперименты, о которых она прежде даже не мечтала. Улыбка – ласковая, хитрая – появилась и на лице мадам Чан. Похоже, заметила, как улыбалась Мэри. Две соучастницы потехи, обе порадовались, когда Чан взяла штурвал в свои руки и направила разговор в новое русло. Новые предложения были настолько поразительны, что, спроси кто-нибудь Мэри, что она и ее министерство думают о реформах, предложенных мадам Чан, Мэри протянула бы руку в сторону молодой китаянки, улыбнулась и сказала: «Я уступаю трибуну, передаю эстафетную палочку. Мне нравятся все ее замыслы. Дерзайте, ничего не бойтесь!»

Чему, спросите вы, мы научили Пекин? Мы научили их, что полицейский режим не работает! Они-то думали, что работает, двадцать лет пытались прижать к ногтю Гонконг, использовали все ухищрения – подкуп, видеонаблюдение, технологию распознания лиц, пропаганду, фаланги полицейских и солдат, слежку с дронов, покушения с воздуха – все это лишь укрепило решимость жителей Гонконга защитить свое наследие.

Почему вы так говорите! То, что у нас было, – реально, потому что гегемония реальна. Это – чувство, а чувства человеку подсказывает его культура. В Гонконге сложилась особенная культура, особое чувство. Мы долго прислуживали британцам и хорошо помним, что значит быть на побегушках у державы-гегемона. Этот период занял всего несколько поколений, но заронил в сердцах специфическое ощущение – возврата к старому нет.

Поэтому, когда британцы передали нас Китаю, мы сказали: ладно. Мы – китайцы, Пекин – китайский город. Но мы также Гонконг. Что создает двоякую привязанность. Отчасти потому, что мы говорим на кантонском наречии, в то время как в Пекине говорят на путунхуа, который на Западе называют мандаринским наречием. На самом деле мандаринский всего лишь язык элиты или письменный вариант путунхуа. Ну да ладно. Главное, что мы разные. Мы разговариваем на кантонском, мы – это Гонконг.

Разумеется, и в Гонконге нашлись такие, кто хотел полностью присоединиться к Пекину! Таким людям Пекин нередко приплачивал, хотя я уверен, что некоторые из них действовали по убеждению. Большинство все же выступало за «одну страну – две системы». Нашу систему многие называют правовым государством. Законы в Гонконге составляются и принимаются законодательным советом, применяются полицией и служат основой для судебных решений. Вот почему весь мир доверял нам свои деньги! У Пекина этого не было. У них была только компартия. Решения, принятые Политбюро за закрытыми дверями, считались у них эквивалентом закона, то есть государство было, а права не было. Если нет прав, государству ничего не предъявишь. Сплошной произвол. Поэтому, когда Пекин попытался превратить Шанхай в новый финансовый центр нам в пику, ничего не вышло. Шанхаю никто не доверял так, как доверяли Гонконгу. Мы в Гонконге продолжали борьбу – за правовое государство. Боролись не переставая с 1997-го по 2047 год.

Почему по 2047-й? Согласно договору, 1 июля 2047 года нас должны были окончательно включить в состав Китая. Типичный пример британских полумер. Среди империй британская не самая худшая, но все-таки это империя, а империи – зло по определению. Британцы заключили сделку с Пекином на пятьдесят лет, допустив существование двух систем в одной стране. За пятьдесят лет мы в Гонконге привыкли воевать за свои права. В том числе на улицах и демонстрациях. С годами мы поняли, что лучше работает, отточили методы борьбы. Насилие не помогало. Брали числом. Если хотите знать секрет сопротивления имперской власти, то он в массовости, мы обеспечивали ее все эти годы. Ненасильственное сопротивление всего населения или той части, какую соберете. Вот что помогает.

Да, несомненно, Пекин мог бы нас просто раздавить! Они могли бы перебить в Гонконге всех до единого и заселить город выходцами с материка, которым местные до лампочки, зато какая инфраструктура задаром. Правда, как ею пользоваться, они вряд ли знают. Один знакомый с Запада рассказал мне анекдот о правительстве, потребовавшем заменить народ, – нам это не казалось шуткой. Пекин запросто мог это устроить. В Тибете же устроили.

Но и Пекин не всевластен. Во-первых, они постоянно пытались заманить обратно Тайвань. Причин всегда много. В данном случае ею стали события на площади Тяньаньмэнь 4 июня 1989 года. Потом эту дату называли 35 мая или 66 апреля, и так по всему календарю до тех пор, пока шутка не потеряла остроту и новые даты стало трудно рассчитывать, – все потому, что некоторое из этих дат блокировали в интернете на материке. Пекин желал бы стереть эту дату из истории. Такой исход реальнее, чем вы думаете. По крайней мере на материке. Но мир-то не забыл, и Китай определенно не собирался повторять подобный инцидент в двадцать первом веке, когда события можно снять на обычный телефон и разослать по всему свету. Нет, убийство граждан Гонконга Китай не рассматривал.

Да, разумеется, захват Пекина «миллиардом» нам тоже помог. Вне всяких сомнений! Гигантское событие. Отчасти оно произошло потому, что нелегальные мигранты на материке увидели, как поступают у нас в Гонконге, и решили то же самое учинить в Пекине. Партия, естественно, перепугалась, как без этого? Всю грязную работу в Китае выполняли люди без «хукоу», без документов с указанием прописки, когда начался поход на Пекин, число таких людей достигло четырехсот миллионов. Очень большая масса, не имеющая никакого представительства или ощущения принадлежности. Партии пришлось реагировать, чтобы не растерять авторитет. На фоне этой схватки Гонконг отошел на второй план, получил передышку. Мы ею очень умно воспользовались. О независимости речь не шла, вы должны это сразу понять. Речь шла лишь о двух системах в одной стране. О правовом государстве, которое мы были намерены сохранить до 2047 года и после.