Почти невозможно вообразить, что живой разум способен исчезнуть без следа. Все мысли, которыми ты ни с кем не делился, все твои мечты, ты сам как узелок вселенной – теперь ничто. Ни на кого не похожие личность, сознание… Как такое может быть? Не удивительно, что люди верят в наличие души. Души вселяются и покидают тела, снова и снова. Почему бы и нет? Ничего нельзя заведомо считать неправдой. Все остается в Боге. Кажется, это сказал какой-то святой, потом повторил Йейтс, за ним – Ван Моррисон, последнего Мэри знала лучше всего. Все остается в Боге. Даже если Бога нет. Все сохраняется где-то, в чем-то. Пребывает в вечности по ту сторону времени.

Стоя на маленькой пристани, Мэри вдруг услышала рев и увидела с левой стороны от себя дым над водой. Ну да, это же Шестизвонье, третий понедельник апреля. Совершенно вылетело из головы. «Саксилююте», как называют праздник швейцарцы на своем диалекте. Парад гильдий уже прошел, теперь высокую башню, сооруженную на площади Зекселойтенплатц, подожгли у основания. На вершине башни сидит сделанная из тряпок фигура снеговика-страшилища из швейцарского эпоса с головой, набитой петардами. Когда огонь доберется до них, они взорвутся. По времени, прошедшему от поджога до взрыва, предсказывали, будет ли лето солнечным или дождливым. Чем быстрее происходил взрыв, тем лучше должна быть погода.

Под визг и скрежет трамваев Мэри поспешила по мосту Квайбрюке на площадь Бюрклиплатц. Если снеговик взорвется слишком рано, она не успеет. Приходилось уповать на пасмурное лето – лишь бы увидеть фейерверк.

Мэри подоспела раньше, чем ожидала. Площадь, по обыкновению, была забита народом. Кольцо зевак вокруг горящей фигуры стояло ближе, чем позволили бы в любой другой стране, – швейцарцы относились к фейерверкам на удивление легкомысленно. Августовский День независимости напоминал поле битвы. Фейерверки доставляли буйную радость. На этот раз взрыв, по крайней мере, произойдет над головами, 1 августа толпы стреляли шутихами прямо друг в друга.

Башню высотой двадцать метров сложили из фанеры и бумаги. На вершине сидела, дожидаясь огня, человекообразная фигура снеговика с большой головой. Солнце почти зашло. На юге поднимались три гребня; первый – низкий зеленый вал на берегу озера, за ним – еще один, повыше, темно-зеленый между городом и Цугом, и в отдалении, далеко на юге – крыша мира, огромные треугольные пики Альп в пятнах снега. В лучах заходящего солнца они казались желтыми – «альпийское свечение». Цюрих, здесь и сейчас.

На Земле обитают около шестидесяти миллиардов птиц. Птицы быстрее других заселили одичавшие угодья и расплодились. Не удивительно для потомков звероногих ящеров. Птицы – динозавры наших дней. Шестьдесят миллиардов – приличное число, солидное.

Великая северная тундра не настолько оттаяла, чтобы помешать ежегодной миграции стадам оленей-карибу. Животные покинули Арктический национальный заповедник дикой природы на Аляске и заселили верхушку земного шара. В Сибири был создан Парк плейстоцена, в который пустили воскрешенных шерстистых мамонтов, – вокруг этого проекта было сломано много копий. Однако тем временем в парк вернулись северные олени и целый сонм местной живности: овцебыки, лоси, медведи, волки, даже уссурийские тигры.

В бореальных лесах южнее тундры и тайги ареал обитания волков и медведей-гризли продвинулся до канадских Скалистых гор. Этот крупнейший лес планеты, опоясывающий континент вдоль шестидесятой параллели северной широты, полностью вернулся в здоровое состояние.

То же самое происходило до самого экватора и ниже, до южной оконечности мира. Особенно негостеприимные зоны были и раньше скупо заселены людьми, теперь их связывали между собой природные коридоры, обитающие в этих краях животные находились под охраной и опекой. Как правило, достаточно было просто не мешать. Многих уже пометили, и процесс только нарастал. Зарождался своеобразный «Интернет животных». Проще говоря, животные получили гражданство и гражданские права, а раз так, то назрела потребность их переписи. Заботу о водосборных бассейнах в верховьях рек, текущих через крупные города, взяли на себя переехавшие туда горожане; они наблюдали за городской жизнью издалека и редко наведывались в города сами. Люди стали следить за жизнью и смертью животных. Ведь фауна кое-что значит, она часть большого целого. Со времен палеолита люди не придавали диким животным так много значения, не относились с такой нежностью и заботой, как к себе равным. Существование животного мира и существование ферм и городов обеспечивала одна и та же Земля – великая сеть, объединяющая множество других сетей.

Хорошо то, что идет на пользу земле.

Население заметно сократилось. Демографический пик канул в прошлое, нас стало немного меньше, чем прежде, и будет еще меньше в будущем. Шли разговоры об оптимальной численности населения Земли – одни называли цифру в два миллиарда, другие – в четыре, но толком никто не знал. Еще один эксперимент. Все должно находиться в равновесии: люди, другие живые существа как часть единой экосистемы планеты. Поменьше людей, побольше диких животных. Ощущение – как выздоровление после долгой болезни. Как исцеление, возврат жизненной силы. Такова структура ощущений нашей эпохи. Популяционная динамика в действии – так было всегда. Возможно, все мы, обитающие вместе в одной биосфере, образуем некий сверхорганизм – кто знает.

На высокогорных лугах пасутся дикие толстороги. Скачут ягнята. Когда видишь их прыжки собственными глазами, возникает свежее чувство. Какое именно? Трудно выразить, но примерно так: имеет ли жизнь смысл или нет, радость жизни реальна. Жизнь живет. Смысл жизни в том, чтобы быть живым.

Опять веду для Бадима протокол заседания у Мэри. Все на месте, кроме Эстевана, он в Чили. Ну и, конечно, Татьяны. Ее место занял новый человек.

Мэри опаздывает, все встают. Мэри трясет головой. Ну что вы в самом деле. Сидите. Займемся делом.

Мы смеемся. Сначала удовольствие, дела потом. Торт по случаю выхода на пенсию, и все такое. Маленькое торжество, на бегу, без помпы, которую Мэри терпеть не может. Она смиряется, народ чокается кофейными чашками. Смена караула, говорит. Генерал Мороз уступает бразды правления полководцу Весне. Тосты. Деликатный момент.

Все возвращаются на привычные места за столом. Мэри начинает заседание с облегчением на лице.

М: спасибо за благодарности. Да, я ухожу на пенсию, в эмериты. Очень рада, что министерство возглавит Бадим. Генсек и все ответственные лица согласились назначить его исполняющим обязанности. Я постараюсь добиться, чтобы он получил должность на постоянной основе. Так будет лучше для всех.

Бадим благодарит. Смотрит на нее как обычно – как мангуст на кобру. Ее радует, что он пока что видит в ней требующую решения проблему. И все-таки…

М: я не хочу полностью выключаться, но и мешать не буду. Доверенное лицо, министерский посол по особым поручениям – что-нибудь в этом роде. Готова на любую работу.

Янус-Афина: как насчет остаться министром?

Смех. Я-А мельком улыбается Бадиму, показывая, что шутит, однако несколько человек кивают. Среди них – Бадим. Говорит: хотя бы съезди от нас напоследок в Сан-Франциско. У тебя, пожалуй, лучше получится.