А. Неклесса, Г. Померанц и др.). Вполне разделяя основное содержание этой «камертонной» статьи, я хочу вкратце воспроизвести её логику и выводы. Поскольку передовые культурфилософские воззрения ещё не стали для нас трюизмами, думаю, это будет нелишним.

…Мы так рвались, так спешили попасть в этот заманчивый свободный мир, в «открытое общество»! И вот мы в нём. Но нашим глазам предстало не совсем то, что ожидалось. В мире свободной рыночной экономики господствует сильнейший. В сфере киноиндустрии это Голливуд (о чём со знанием дела, с цифрами в руках повествует М. Жабский). В мировой, глобальной культуре доминируют опять-таки США. Нынешняя глобализация культуры фактически означает её «вестернизацию», американизацию. Никто за общим табльдотом не ждёт Россию. Российской культуре, творцам её искусства (кинематографа в том числе) предстоит завоёвывать себе место под солнцем в жестокой, неравной конкурентной борьбе. Именно так расшифровывается «это сладкое слово свобода».

Крушение СССР, советского государства не есть что-то локальное и абсолютно уникальное; оно – одно из проявлений универсальной, мировой тенденции. Тенденции постмодернистской. Всё началось с кризиса проекта эпохи Просвещения, воплощавшего мечту о разумном и справедливом для всех общественном строе. Со временем идеал этот был развенчан не только в умах «высоколобых» гуманитариев, но и в сознании самых широких масс. Возникла новая мечта – о создании такого общества, в основание которого был бы положен принцип индивидуализма, максимальной индивидуальной свободы. Движение «по оси, воплощающей основной конфликт глобального общества», есть движение «от универсализма к партикуляризму» (II, 41). «Объединение через индивидуализацию – одна из парадоксальных черт современной глобализации, новейшего модуса единения человечества, с её акцентом на приоритете прав человека над национально-государственными и религиозными императивами» (II, 15). Радикальные социально-экономические изменения, произошедшие в России и на всём постсоветском пространстве, соответствуют этому вектору, находятся на этой же «оси».

Современный глобальный мир вместе со своей культурой являет собой подобие двуликого Януса. Всё в нём парадоксально-противоречиво, антиномично. Желанная и, казалось бы, обретённая свобода обернулась возросшими, невиданными доселе возможностями манипулирования сознанием масс, – и даже, к сожалению, умами интеллектуалов.

Культура представляет собой естественно-историческое, органическое образование. Но отпущенные на свободу рыночные отношения деформируют, уродуют её, подминая под себя. Вместо органики культурного развития наблюдается всё более глубокая коммерциализация культуры. Реальным, истинным детищем рынка является часто уродливая, но могущественная в своём воздействии на широкие слои публики массовая культура.

Постмодернистская «посткультура» (она же – «паракультура»), возникшая в атмосфере крушения классических ценностей, паразитирующая на нём же, «впервые в истории – культура «без правил»…» (II, 32). Посткультура оставляет индивидуума не столько в состоянии свободы выбора плюралистичных ценностей, сколько в состоянии хаоса и нравственной анархии.

«Увы, в систему глобального управления человечеством непременно входит:…аккумуляция богатств (в руках олигархов) в контексте роста нищеты; увеличение прав и свобод индивида и тотальное оболванивание масс через систему коммерциализированных СМИ; «пилотные» достижения человечества в научном и техническом творчестве и дебилизация населения в системе наркотического масскульта» (II, 18). Поистине – двуликий Янус.

Не следует смешивать, справедливо замечает Т. Савицкая, оболочку, упаковку современной глобализации и её внутреннюю сущность. Оболочка у неё привлекательная для многих, либерально-демократическая. Но если сравнить глобализацию XX–XXI веков с объединительными движениями прошедших эпох – античной, средневековой и нововременной, гуманистической, то сразу выявится, что в ней, нынешней, отсутствует подлинно универсалистский пафос. Её не осеняет идея равного участия каждого субъекта в глобальном процессе и равной справедливости для всех. Складывающийся на наших глазах новый мировой порядок, таким образом, далёк от идеалов подлинной свободы и демократии. По своей сущности глобальное общество нашего времени есть «всевластие анонимных финансово-политических элит, «управляемой» демократии и массового потребления» (II, 39).

В этих условиях сам собой встаёт вопрос о судьбах национальной государственности и национальной культуры. Что может ожидать Россию в мире глобализации? Какого жребия она заслуживает?

Иные искусствоведы совершенно беззаботны на сей счёт: «Бог не выдаст, свинья не съест». Лишь бы «национал-патриоты» не перекрыли, не повредили живительные связи интеллектуалов России с интеллектуалами Запада. Ещё одна часть искусствоведов, отдающая себе отчёт в том, что само существование национального кино, телевидения и т. д. поставлено глобальным рынком под вопрос, призывает вспомнить, что «Россия – великая кинематографическая (телевизионная и т. д.) держава» и строит планы, как помочь аутсайдерам мирового рынка выстоять в конкурентной борьбе.

Трезвее, реалистичнее тех и других мыслят, пожалуй, культурологи.

Перечислив ряд позитивных проявлений глобализационных процессов, Т. Савицкая, однако, констатирует: «Одновременно происходит денационализация неперспективных стран и народов как источников сырья и дешёвой рабочей силы, обречённых на депопуляцию и фактическую утрату государственности» (II, 18–19). Сказано жёстко и точно. Res tua agitur – «речь идёт о тебе», как говаривали древние. Такая перспектива вполне реальна для сегодняшней России.

Задача сохранения своей культурной и национальной идентичности – не химера, а насущная, объективно обусловленная необходимость. И если кто-то заговорит о самобытности русской культуры, её «соборном» духе и иных характерных признаках, о необходимости сохранения и приумножения завещанного нам духовного богатства, то вряд ли кто-то вправе расценивать это как проявления национализма, шовинизма и т. п.

Где же выход?

Кроме глобализации «сверху», неравноправной по сути, хотя и одетой в либеральную фразеологию, в мире зреет глобализация иного рода – «снизу». Культурное сопротивление против первой модели естественно перерастает в отстаивание второй. В мире есть значительные общественные силы, борющиеся за то, чтобы направить мировое культурное развитие по второму пути. Т. Савицкая называет глобализацию снизу ещё «альтернативной» и «коммунитарной». Последняя опирается на формирующееся международное гражданское общество, неправительственные организации, современные всеохватные информационные сети.

Сопоставляя первый и второй том рецензируемого издания, я обратил внимание на следующее. С переменой от тома к тому масштаба и угла зрения «тональность» текстов изменяется. Материалы первого тома в целом оптимистичны: уж если мы пережили такое, то теперь тем более выстоим. Всё в наших руках. Колорит второго тома более тёмный (по крайней мере, в отношении ситуации России и её грядущих судеб). Но странное дело: на тех страницах, где бушуют стихии уже мирового масштаба, где меньше поводов для радости, читатель определённого склада (мне близкий и понятный) чувствует себя как-то спокойнее и бодрее. Парадокс, не правда ли?

Да, из описания множества негативных явлений, сопровождающих процесс нынешней глобализации, читатель выносит не ощущение подавленности, а какого-то спокойствия и силы духа. В чем тут дело?

Это – терапевтический и катарсический эффект правды.

Мир глобальной культуры, описанный российскими учёными, неказист и дисгармоничен, он не внушает привычного оптимизма. Но одновременно ты осознаёшь, что это не придуманный кем-то для своего и твоего утешения благостный мир, а тот единственный реальный мир, в котором мы