Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты можешь мне гарантировать, что я получу обратно мой дом?
— Ну, ты так хорошо работал, и у тебя огромный стаж…
Гарри тихо прервал его:
— Дариус, в рамках существующего закона ты мне можешь гарантировать, что я получу обратно свой дом?
Дариус, не отвечая, смотрел на брата. У него в глазах заблестели слезы, и он отвел взгляд от Гарри. Он был адвокатом и старался добиться справедливости. Ему было тяжело сознавать, что он бессилен обеспечить даже минимальную справедливость по отношению к старшему брату.
— Если это случится со мной, такое же может случиться с любым человеком, — продолжал Гарри. — Следующим можешь стать ты. Когда-нибудь подобное может произойти с моими детьми. Дариус… возможно, я получу от этих ублюдков хотя бы что-то. Ну, примерно восемьдесят центов с доллара, когда с меня уже сдерут все, что можно. Возможно, мне удастся начать жизнь сначала. Но я же не уверен, что со мной не повторится то же самое где-нибудь посредине нового пути.
Поборов слезы, Дариус в ужасе посмотрел на него:
— Нет, это просто невозможно! Это страшно и несправедливо.
— Почему все не может повториться сначала? — настаивал Гарри. — Если произошло один раз, почему не может произойти во второй? — Дариус не ответил ему. — Если мой дом на самом деле не мой, если мои счета в банке на самом деле не принадлежат мне, если у меня могут забрать все, что хотят, даже не доказав моей вины, тогда что может помешать им снова вернуться ко мне и забрать все до конца? Разве тебе это не понятно? Брат, я остаюсь в тюрьме! Даже если больше никогда не окажусь за решеткой, я все равно нахожусь в тюрьме и никогда не буду на свободе. Это ожидание — тюрьма. Страх — тюрьма. Сомнение и недоверие — тюрьма.
Дариус потер лоб. Казалось, он желал освободить себя от мыслей, которые Гарри навязал ему.
В машине ритмично сверкал сигнал вызова и слышался тихий, но назойливый звук, как бы предупреждавший о кризисе в жизни Гарри Дескоте.
— Когда я начал все понимать, — продолжал Гарри, — это случилось за несколько кварталов отсюда, когда до меня дошло, в какой западне я нахожусь, — а в ней может оказаться любой из нас при существующих в наше время правилах и законах, — мне просто… стало плохо… я страдал от клаустрофобии, и поэтому меня вырвало.
Дариус убрал руку со лба. Он выглядел потерянным.
— Я даже не знаю, что сказать.
— Мне кажется, что здесь вообще нечего говорить.
Некоторое время они просто сидели в машине, и поток автомобилей на бульваре Уилшир проносился мимо них. Город кипел и был таким деловым и ярким. Темные пятна современной жизни было невозможно разобрать в тенях под пальмами и в сумраке за дверьми магазинов.
— Поехали домой, — сказал Гарри.
Остальную часть пути они проехали в молчании.
У Дариуса был красивый кирпичный дом с колоннами. Перед домом росло огромное фикусовое дерево. Его ветви были массивными, но весьма красивыми. Они широко раскинулись в стороны. Дерево, наверное, росло с тех пор, когда в Лос-Анджелесе блистали Джин Харлоу и Мей Вест, и В. С. Филдс, а может быть, и еще раньше.
Дариус и Бонни гордились тем, чего они смогли достичь в жизни, особенно если учесть, что начинали они с самого низа социальной лестницы. Теперь из двух братьев Дескоте Дариус обладал большими финансовыми возможностями.
Когда «БМВ» проехал по дорожке, выложенной кирпичом, Гарри стало неприятно, что его собственные беды и невзгоды омрачают гордость и заслуженное удовольствие, с которым Дариус всегда подъезжал к своему дому. Из-за него омрачалась радость от всего, чего Дариус и Бонни добились с таким трудом.
Они уже не смогут гордиться трудными победами и не будут получать такое удовольствие от достигнутого, когда поймут, что их положение зависит от «бешеных королей», которые могут конфисковать у них все, руководствуясь одним только королевским желанием, или наслать на них «черную сотню» под зашитой монарха, чтобы все разрушить и их дом сжечь! Этот прекрасный дом был всего лишь костром, ждущим своего огня. Любуясь своей прекрасной резиденцией, Дариус и Бонни теперь всегда станут принюхиваться, стараясь вовремя обнаружить легкий запах дыма, горький вкус сгоревшей мечты.
Джессика встретила их в дверях и крепко-крепко обняла Гарри.
Она плакала, прижавшись к нему. Нельзя было обнять ее сильнее, не причинив ей боль. Она, его девочки, брат и жена брата — вот и все, что у него оставалось в мире. У Гарри не только отобрали его собственность, но и лишили безоговорочной веры в систему правопорядка и справедливости. С тех пор как он стал взрослым, эта вера питала и поддерживала его в трудные времена. С этого момента он больше не станет верить ни во что и ни в кого, кроме себя и нескольких близких людей. Безопасность, если она вообще существовала, нельзя было купить. Она была подарком его семье и близким друзьям.
Бонни повела Ондину и Виллу в магазин, чтобы приобрести им одежду.
— Мне нужно было бы поехать с ними, но я не могла этого сделать, — сказала Джессика, вытирая слезы в уголках глаз. Она показалась ему такой хрупкой. — Я все еще… все еще не могу прийти в себя. Гарри, когда они явились в субботу с… с уведомлением о конфискации, когда они заставили нас убраться из дома… Нам разрешили взять с собой по одному чемодану — одежду и предметы личной гигиены, и никаких драгоценностей, ни… ничего больше…
Дариус сердито и расстроенно сказал:
— Это жуткое нарушение законности.
— Они стояли у нас над душой и смотрели, что мы кладем в чемоданы, — говорила Джессика. — Эти люди, они стояли… и девочкам пришлось при них открывать ящики шкафов, чтобы достать оттуда свои трусики и лифчики.
При этих воспоминаниях ее голос сделался резким и хриплым.
На некоторое время Джессика опять стала сильной, и Гарри был рад, что она справилась с собой. Раньше он просто не мог ее узнать.
— Все было так отвратительно! Они были такими наглыми. Эти ублюдки упивались своей властью. Я думала, что если кто-то из них посмеет прикоснуться ко мне, чтобы поторопить, или сделает что-нибудь в этом роде, я так стукну его по яйцам, что ему придется до конца своей жизни носить женское платье и ходить на высоких каблуках!
Гарри удивился, услышав свой смех.
Дариус тоже захохотал.
Джессика сказала:
— Да, я бы сделала это.
— Я знаю, — ответил ей Гарри. — Я уверен, что ты бы сделала именно так.
— Я не понимаю, почему вам смешно?!
— Лапочка, я тоже не понимаю, но это все равно смешно!
— Может, чтобы понять весь юмор, нужно иметь эти самые яйца, — добавил Дариус.
Гарри снова захохотал.
Джессика горько покачала головой. Она не могла понять странное поведение мужчин в целом и этих двух близких ей людей в частности. Она отправилась на кухню. Она собиралась приготовить свои знаменитые пироги с орехами и яблоками. Мужчины последовали за ней.