Афанасий Осипов, автор одного из портретов Вацлава Серошевского. Он увлечен природой Якутии, в своих картинах стремится передать красоту Лены и красоту природы этой части Сибири. Малгожата заводит с ним беседу и выражает приятное удивление его обширными знаниями истории своего региона и Польши. На следующий день она получает в подарок прекрасный альбом с репродукциями его пейзажей и портретов.

Мы знакомимся с двумя очаровательными и мудрыми якутками – Агой Захаровой и Марфой Бровченко (последняя живет и работает в Москве). Мы беседуем с ними о судьбе якутов, о борьбе Советской власти с шаманами, которая привела к их полному физическому уничтожению; а это была их религия, очень важная для сохранения якутской идентичности, искоренявшаяся еще при царском режиме путем принуждения к принятию православия. Теперь уже изданная на русском языке книга Вацлава Серошевского «Якуты» (1992), описывающая их обычаи и верования, служит основой для восстановления некоторых обрядов. Нас с несколькими коллегами приглашают в один из домов, и мы восхищаемся тем, как хорошо они сообразили, кто есть кто, и кого стоит пригласить для откровенного разговора.

Поздно вечером, почти в полночь, мы встречаемся у памятника Ленину. С большим любопытством отправляемся в путь к одной из хрущевок, которая выглядит подобно всем остальным – с поврежденными от мороза стенами и облетевшей краской на лестничных площадках. На улицах асфальт то и дело горбиться – это вечная мерзлота поднимается на поверхность. Кругом над землей виднеются жуткие трубы водо– и газоснабжения. Наш основной ориентир – это огромный памятник Ленину, указывающий перстом на нашу гостиницу. Коллеги смеялись, что еще никогда им не доводилось встретить кого-либо, кто бы так, как я, радовалась Владимиру Ильичу. Действительно, меня, нигде не умеющей ориентироваться, появление на горизонте памятника вождю приводило в неописуемую радость: значит, мы не заблудились, а гостиница совсем рядом… Мы засиделись у наших якуток до четырех утра, в основном слушая их рассказы о ситуации в Якутии. Одна из присутствующих, старшая в роду, кажется, была шаманкой…

Мы отправились в обратный путь. Вокруг мрачные многоэтажки, которые, кажется, никогда не ремонтировались. Сам аэропорт в первый день произвел на нас незабываемое впечатление: какие-то груды металлолома, здание, которое, кажется, что через мгновение развалиться, все в пятнах и отслаивающейся штукатурке. Позднее якуты объяснили нам, что имеющиеся в их распоряжении стройматериалы делают внешний ремонт бессмысленным – достаточно одной зимы, чтобы все вернулось в исходное состояние. Немного отойдя от центра, мы попадаем в старый Якутск: деревянные дома лучше защищают от мороза, но они с легкостью затопляются при малейшем наводнении. Дождь не впитывается в землю из-за вечной мерзлоты, которая летом тает до сорока или семидесяти сантиметров в глубину, поэтому, когда начинает лить, улицы превращаются в ревущие речные потоки. Раньше якуты в случае наводнения переносили свои юрты в холмистые районы, сегодня «советская цивилизация», заставив их вести оседлый образ жизни, не обеспечила жильем из соответствующих материалов. С этим связано впечатление заброшенного, серого, неотремонтированного города. Единственное красивое здание (желто-зеленое) – это больница, построенная норвежцами из особых морозостойких строительных материалов. В Якутске живет находящееся в серьезном конфликте русско-якутское население, говорящее в основном по-русски. Якуты в частных беседах обвиняют Россию как царскую, так и советскую в том, что она принесла им только православие и водку, разрушив древнюю культуру и шаманизм. Как в анекдоте про чукчей, что им дала советская власть: «Раньше у чукчи было два чувства: чувство голода и чувство холода. Теперь у чукчи целых три чувства: чувство голода, чувство холода и чувство глубокого морального удовлетворения».

Мы также осмотрели Институт вечной мерзлоты с музеем и маленьким мамонтом, найденным в вечной мерзлоте, а также побывали в камере холода (сотрудники, русские, жаловались на полное отсутствие средств на исследования) и в Музее золота и алмазов. Малгожата демонстративно туда не пошла – она слишком хорошо знает цену, заплаченную за добытое золото на Колыме гибелью польских и русских заключенных…

Не обошлось и без комической истории, на этот раз с профессором Г. Какой-то якут хотел продать ему алмазы. Утром встречаем нашего профессора и удивленно спрашиваем, что у него случилось с руками и ладонями. Он рассказывает, что с этим якутом они били по камням, чтобы добыть алмазы, и что они до этого хорошо выпили, а так как у них не было инструментов, то разбивали алмазы руками. Мы посочувствовали и, хохоча, отошли в сторону.

С нами из Варшавы приехала прекрасная художница Паулина Копестинская, якутка, вышедшая замуж за поляка. В Якутске была организована выставка ее работ из Якутии и Польши. С нами был ее восьмилетний сын Камиль, который воспользовался возможностью навестить бабушку и дедушку. Кто-то все время им занимался, сажал его на плечи. В какой-то момент я вижу, что он сидит на плечах Павла К., и слышу, как тот говорит ему: «Ну что, ты еще наверно на плечах у замминистра не сидел?» (советники премьер-министра вроде бы в ранге замминистра). На что я заметила стоявшему рядом со мной ректору Гданьского университета происходящему из известной кашубской семьи Цейнов: «Вам обязательно надо взять мальчика на плечи. На ректорских плечах он еще не сидел!» Не могу понять, почему наших представителей высшей власти не учат, как вести себя на приемах в их честь. Они плохо знают иностранные языки, поэтому им все время скучно, а на церемониях они даже не в состоянии произнести тост. Незрячая профессор Эва Новицкая и ее опекуны могли высидеть до конца, а эти посреди торжества, не извиняясь, смываются, возможно, даже не подозревая, насколько им не хватает основ воспитания. Во время многих поездок в Россию после 1989 года (раньше у нас вообще не было таких возможностей) мне хватит пальцев одной руки, чтобы сосчитать представителей нашей власти, МИДа, за которых мне не было стыдно. Это была уже упомянутая Иза Ярошиньская, давний сотрудник Института литературных исследований Польской академии наук. Она ушла с поста атташе по культуре и уехала, когда ей не удалось выиграть борьбу с местным мошенником, неким Михайленко, который пытался опубликовать под своим именем опись Центрального исторического архива Петербурга в нашем Государственном архивном управлении. Более того, он представлялся как специалист по польским материалам в архивах, занимающийся Костюшко и его эпохой. Стоит добавить, что в результате публикации им нескольких документов, благодаря помощи Ежи Сковронека, было остановлено издание судебно-следственных материалов дела Тадеуша Костюшко, подготовленных двумя Владимирами: Королюком и Дьяковым. Невосполнимая потеря.

Другим представителем Польши «на своем месте», прекрасно знающим язык и достижения старой и современной России, был в Петербурге и сейчас в Москве историк Иероним