– Я рада, что ты остался.

– Сон удался?

– Я иду по вершине мира, и мне не страшно, – сказала она. – Это был чудесный сон, Саф.

– Скажи, какого бы еще сна тебе хотелось?

Ей хотелось тысячу разных снов.

– Покажи мне сон, в котором мы расстаемся друзьями.

– Это явь, – сказал он.

Когда Биттерблу вернулась в замок, было уже поздно. Поднявшись в свои покои, она задумчиво повертела в руках фальшивую корону. Потом разыскала Катсу.

– Вы с По могли бы сделать кое-что для меня? У меня очень необычная просьба.

Позже за ней зашел Гиддон.

– Получилось? – спросила Биттерблу, пока они вместе добирались до покоев Катсы.

– Еще как.

– И все целы?

– Пусть вид По вас не тревожит. Синяк под глазом оставила не река, а Скай.

– О нет. Где Скай? Мне с ним поговорить?

Гиддон потер бороду.

– Решил присоединиться к экспедиции в Деллы, – ответил он. – В качестве лионидского посла.

– Что? Он уезжает? Он же только-только сюда добрался!

– Думаю, у него разбито сердце, – сказал Гиддон, – под стать разбитому лицу По.

– Хорошо бы все перестали колотить По, – прошептала Биттерблу.

– Э-э-э, да уж. Надеюсь, Скай действует по моему методу. Стукнуть По, отправиться в долгое путешествие, остыть, вернуться и помириться.

– По крайней мере, корона у нас.

По сидел на постели в спальне Катсы, промокший насквозь, закутанный в одеяла и похожий на самый жалкий в мире клубок водорослей. Катса стояла посреди комнаты, стряхивая воду с волос и выжимая одежду на ковер тончайшей работы с таким видом, будто только что выиграла соревнования по плаванию. Из соседней комнаты слышался голос Банна – он набирал ванну. Раффин сидел за обеденным столом и пытался оттереть с короны Биттерблу ил, поливая ее таинственным зельем из фиала, а потом протирая чем-то, что сильно смахивало на носок Катсы.

– Где вы оставили фальшивую корону? – спросила Биттерблу.

– Намного ближе к берегу, – ответила Катса. – Утром выловим ее демонстративно и с фанфарами.

И Саф сможет покинуть Монси с незапятнанным именем. Биттерблу не знала наверняка, считалось ли преступлением продать на черном рынке поддельную корону, выкрасть ее обратно, а потом бросить в реку, но звучало это не слишком серьезно. И уж точно не тянуло на государственную измену. Однажды Саф сможет вернуться, и его не повесят.

Скай зашел к ней в кабинет всего лишь этим утром, но казалось, что миновала вечность. Каждый день был таким – полным до краев, – и ближе к ночи она из последних сил добиралась до кровати.

Когда явился Скай, Биттерблу читала отчет Помера. Тем вечером, лежа в постели, она наконец взялась за него снова.

«Он все-таки убивает Белламью, что уже довольно давно угрожал сделать. Убивает, потому что застает ее в момент неосторожности с ребенком, который, как она говорила, умер много лет назад. Дитя исчезло из комнаты, едва он попытался его схватить, ваше величество, и это неудивительно, поскольку остается предполагать, что это дитя – Хава. Белламью отказывается ее выдавать. Вне себя от гнева из-за лжи о ребенке, Лек уводит Белламью в больницу, убивает гораздо более изобретательно, чем других, затем идет к себе в покои и пытается испортить ее работы краской. Многие дни и недели он ищет девочку, но не может найти, и одновременно с этим растет его желание остаться наедине с вами. Он начинает писать о том, как вылепит из вас идеальную королеву, и о том, что вы с Ашен становитесь все более нелюбезны. Пишет об удовольствии, какое доставляют ему предвкушение и необходимость быть терпеливым.

Все это – интимные и болезненные подробности, ваше величество, и в другой раз я не стал бы обременять вас ими, вот только, если посмотреть на них разом, проявляется важный скрытый смысл. И я решил, что вы хотели бы о нем знать. Если вы помните, ваше величество, Белламью и королева Ашен входили в число жертв, которых Лек, по его словам, „оставлял для себя“. И его интерес к этой девочке весьма примечателен, вы не находите?»

Примечателен – да. Но не удивителен. Биттерблу и сама уже начала задумываться. А однажды даже спросила об этом Хаву, вот только их прервали.

Биттерблу выбралась из постели и отыскала халат.

Они сидели на полу в галерее искусств, и Биттерблу пыталась унять страхи Хавы.

– Я не хотела, чтобы вы знали, ваше величество, – шептала та. – Я ни одной душе не рассказывала. И никогда бы не рассказала.

– Тебе не следует больше так меня называть, – тоже шепотом отозвалась Биттерблу.

– Прошу вас, позвольте мне! Мне так страшно, что еще кто-нибудь узнает. Страшно, что вы или кто-нибудь еще, кто угодно, начнет считать меня вашей наследницей. Я скорее умру, чем стану королевой!

– Мы изобретем какой-нибудь закон, Хава, обещаю, ты никогда не станешь королевой.

– Я бы не смогла, ваше величество. – Голос ее дрожал от паники. – Клянусь, не смогла бы!

– Хава, – сказала Биттерблу, взяв ее руку и крепко пожав. – Клянусь тебе, ты не будешь королевой.

– Я не хочу, чтобы со мной обращались как с принцессой, ваше величество. Я бы не вынесла, если бы надо мной все суетились. Я хочу жить в галерее искусств, где меня никто не видит. Я… – По лицу Хавы струились слезы. – Ваше величество, надеюсь, вы понимаете, что я вовсе не хочу вас обидеть. Ради вас я готова буквально на что угодно. Просто…

– Это очень большая перемена, и все движется слишком быстро, – сказала Биттерблу.

– Да, ваше величество, – всхлипнула Хава и на миг обернулась статуей. Потом вновь превратилась в рыдающую девушку. – Мне пришлось бы уйти! – воскликнула она. – Мне пришлось бы прятаться вечно.

– Тогда мы никому не скажем, – пообещала Биттерблу. – Хорошо? Помер поклянется молчать. Мы будем разбираться, что все это значит, постепенно, хорошо? Я ни к чему тебя не принуждаю, ты сама решишь, чего хочешь, и, может быть, мы никогда никому и не расскажем. Ты ведь понимаешь, что нам не нужно ничего менять? Просто теперь мы знаем. Хава? – Биттерблу успокоила дыхание, сдерживая себя, чтобы не обвить ее руками. – Хава, прошу тебя, – добавила она, – пожалуйста. Не уходи.

Хава еще немножко поплакала, уткнувшись лицом в ладонь Биттерблу.

– Если честно, мне совсем не хочется вас покидать, ваше величество. Я останусь.

Снова оказавшись в постели, Биттерблу попыталась погрузиться в дрему. Утром нужно было рано вставать – предстояли проводы деллийских и пиккийских гостей. Нужно было разыскать Ская и потолковать с ним; ее ждал очередной день, переполненный собраниями и решениями. Но сон не шел. В груди у нее мерцало слово, которое она не решалась произнести вслух.

Наконец Биттерблу осмелилась – всего разок – прошептать…