царя Василия составляли столь обычное явление, что, к его несчастью, не внушали ему должных опасений и не мешали ему заниматься очередными делами. Главным из таких дел был поход на короля под Смоленск. К нему и готовились Шуйские, продолжая то, чему начало положил покойный Скопин. Еще при его жизни отряды его войск действовали на путях к Литовской украйне: около Белой стоял князь И. А. Хованский, в Можайске были с авангардом главной армии князья А. В. Голицын и Д. Мезецкий. После кончины Скопина царь Василий передал высшее начальство над войсками своему брату Димитрию, который и выступил из Москвы против короля, – «изыде со множеством воин, но со срамом возвратися», по выражению Палицына. Известны обстоятельства его похода. Захваченный врасплох гетманом Жолкевским, он должен был принять бой там, где не ожидал, и 24 июня при селе Клушине (верстах в двадцати от Гжатска) был разбит наголову. Одним из самых существенных последствий Клушинского боя было то, что шведские войска, находившиеся в армии Дм. И. Шуйского, оказались отрезанными от путей к Москве и частью передались полякам, частью же ушли к шведским рубежам в Новгородскую землю. Таким образом, царь Василий остался без союзников, а собственные его служилые люди, разбежавшись с бою по своим городам и деревням, не явились более в Москву, хотя царь и посылал за ними. Рязанцы же – те самые рязанцы, которые высидели с Шуйским всю московскую осаду, – прямо «отказаша» ему в службе, то есть подняли мятеж и оказали открытое неповиновение[181].

Критическая минута для Шуйских наступила. Безотрадно было время их власти. Царь Василий, «седя на царстве своем, многие беды прия, и позор, и лай», отзывалась позднейшая летопись; «его, государя, зашли многие скорби и кручины», говорили о Шуйском московские дипломаты XVII века. Дорогой ценой купил Шуйский свой решительный успех над Вором в начале 1610 года. Собственной энергией и счастьем своего племянника, казалось, он упрочил свое положение во власти, но этот племянник так внезапно умер, а личная энергия «несчастливого» государя привела Москву лишь к Клушинскому погрому. Разоренной стране предстояли вновь смуты и ужасы новой войны. После Клушина в Москве не осталось годных к полевому бою войск, собрать же отряды из городов не было времени, а сами по себе городские люди не спешили идти к Москве. Зная это, Жолкевский решился из Можайска идти на столицу со своим малым войском; он звал и самого Сигизмунда к московским стенам, понимая, по его выражению, что Бог широко отверзает королю двери своего милосердия. Со своей стороны, и Вор из Калуги нашел уместным подвинуться к Москве. Через Медынь и Боровск, кружным путем, подошел он к Серпухову, имел здесь на р. Наре счастливый бой с крымскими татарами, пришедшими на помощь к Шуйскому, а от Серпухова пошел к Москве и стал в Николо-Угрешском монастыре, верстах в пятнадцати на юго-восток от Москвы. С ним было, говорят, всего до 3000 московских людей и казаков да войско Я. П. Сапеги, но для испуганной столицы и это было опасной силой. Итак, москвичи должны были вновь готовиться к осаде и ждать Жолкевского по Можайской дороге, а Вора по дорогам Серпуховской и Коломенской. Терпение московского населения истощилось; москвичи восстали на царя Василия и свели его с царства[182].

Руководство этим восстанием исходило из двух общественных центров. В одном главой был князь В. В. Голицын, а самым видным деятелем Пр. П. Ляпунов. В другом первое место принадлежало Филарету Никитичу Романову, а деятельная роль – тем людям, которые, живя в Москве, были в сношениях с тушинцами, признавшими Владислава, и получали от них письма и королевские листы в пользу королевича. Среди таких виднейших был, кажется, Иван Никитич Салтыков, один из старших племянников М. Гл. Салтыкова, впоследствии хорошо служивший Сигизмунду. Давно работая против Василия Шуйского и сходясь в желании лишить его власти, люди двух названных сторон преследовали разные цели. Голицын хотел власти для самого себя. Ляпунов на Рязани мечтал о воцарении Скопина; когда же Скопин умер, он начал агитацию против Шуйских и всюду посылал грамоты, чтобы были с ним «в совете» и «чтоб ему мстити смерть царю Василию князь Михаила Васильевича». Позднейшая летопись уверяет, что он даже начал «ссылаться с Вором» в Калуге и что одно лишь стойкое сопротивление зарайского воеводы князя Дм. М. Пожарского, ставшего на сообщениях Калуги с Рязанью, заставило Ляпунова прервать сношения с казачьим «цариком» и обратило его в другую сторону. Тогда же стала «дума у него большая на царя Василья с боярином со князь В. В. Голицыным». После Клушинской битвы эта дума перешла в определенный умысел, «как бы царя Василья ссадити». Подняв на Шуйских свой край, Пр. Ляпунов прислал в Москву какого-то Олешку Пешкова к Голицыну и к своему брату Захару Ляпунову с понуждением, чтоб Шуйского «с государства ссадить». Это понуждение заставило действовать Захара Ляпунова и его «советников». Если мы вспомним, как много рязанцев с семьями жило в Москве в продолжение всей осады 1608–1610 годов, то сообразим, что этих «советников» было очень значительное число и что они действовали в данном случае целым «городом». Дума Ляпуновых с князем В. В. Голицыным ведет к тому заключению, что рязанцы, скорее всего, имели в виду передать власть именно Голицыну, и, наоборот, нет ни малейшего основания думать, чтобы Ляпуновы были причастны к агитации в пользу королевича[183]. За Владислава были другие люди. Мы уже знаем, что договор 4 (14) февраля был немедленно по заключении послан Сигизмунду в Москву «к бояром». Тушинцы, заключившие этот договор, говорили, что они сносились по этому делу «с теми своими братьями, что были в столице». Наконец, Жолкевский свидетельствовал, что после клушинской победы сам он много писал в Москву частных писем и подметных грамот, возбуждая Москву против Шуйских и подготовляя признание Владислава. Вместе с ним писали москвичам и русские люди, бывшие в лагере Жолкевского, именно Ив. Мих. Салтыков и Гр. Валуев. Сохранились даже некоторые документы из этой переписки, именно письмо из Москвы смоленских детей боярских к Жолкевскому и ответ на него гетмана. Все эти указания говорят о деятельном и систематическом воздействии на москвичей со стороны тех, кто стоял за воцарение Владислава. Мы не можем назвать имен главных лиц, хлопотавших в Москве об осуществлении унии с Речью Посполитой, потому что документы о них молчат. Одни только намеки современных писателей дают повод назвать в их числе «изменника Московскому государству» Ивана Никитича Салтыкова, да косвенные соображения заставляют к той же стороне отнести Филарета Никитича, который был одним из создателей кандидатуры Владислава в начале 1610 года, и князей Мстиславского и И. С. Куракина.