мере, когда Жолкевский начал переговоры с боярами под Москвой, бояре в первом же совещании с ним показали ему «большой свиток» (wielki zwitek) приготовленных ими заранее «статей» об условиях избрания королевича. При обсуждении этих статей в думе и на соборе с княжатами стали в единомыслии и другие из старейших московских бояр, например стороны Романовых, и таким образом создалась та знаменитая Семибоярщина, состав которой, до сих пор еще не вполне выясненный, нам предстоит определить[189].

О том, как должно сложиться управление государством до избрания нового государя, у москвичей было вполне ясное представление. Они думали, что до царского избрания страной будут править бояре, то есть государева дума. Боярам они и целовали крест, прося их «за Московское государство стояти и нас всех праведным судом судити и государя на Московском государстве выбрати с нами, со всякими людьми, всей землей, сослався с городы». Что эти слова «всею землею, сослався с городы» не совсем были пустым звуком, можно убедиться из некоторых боярских грамот 1610 года. Извещая города о перевороте 17 июля, бояре писали в некоторые города, чтобы оттуда «прислали к Москве из всех чинов, выбрав по человеку, и к нам отписали». Спустя же месяц, когда Москва, не дождавшись выборных из городов, приняла в цари Владислава, в боярских грамотах выражалось как бы сожаление о том, что в Москву «из городов посяместа никакие люди не бывали». Мысль об общем земском совете, стало быть, обращалась тогда в умах, и боярское правительство признавалось лишь за временную власть, экстренные полномочия которой ограничивались только тем, чтобы созвать собор и устроить царское избрание. Обстоятельства не допустили точного исполнения подобных предположений. Выборные люди из городов в Москву не были собраны; Земский собор, хотя, по-видимому, и был составлен, не имел желательной полноты и тотчас после избрания Владислава Москвой перестал существовать, так как его члены в большом числе были посланы с князем В. В. Голицыным под Смоленск. Оставшаяся в Москве дума «седмочисленных бояр» долго считалась во главе текущего управления, а действительная власть перешла от думных людей к людям совершенно случайным. Оглядываясь на эту темную эпоху номинальной власти бояр и действительного господства «самых худых людей», современники иронически относились к боярскому правительству. Один из лучших наблюдателей того времени, именно автор хронографа 1616–1617 годов, говорит, что после царя Василия «прияша власть государства Русскаго седмь московских бояринов, но ничто же ни правльшим, точию два месяца власти насладишася». Они умыслили отдать государство Владиславу, пустили в Москву поляков, и поляки завладели царством; «седмочисленные же бояре Московские державы всю власть Русские земли предаша в руце литовских воевод». Немного неясные фразы хронографа выражают, однако, определенную мысль: после Шуйского власть перешла к боярской думе из семи бояр; дума не сумела удержаться на высоте достигнутого ею положения и уступила место иноземным воеводам и «русским мятежникам». Как это случилось, хронограф не объясняет; кого он разумеет под «седмочисленными боярами», он не говорит. Но он, во всяком случае, правильно и точно рисует нам судьбы боярского правительства под польским авторитетом[190].

Имена «седмочисленных бояр» можно восстановить. Для этого нам послужит, во-первых, боярский список 1611 года, из которого возможно выбрать – конечно, с известной осмотрительностью, – семь имен первенствовавших в тот момент в Москве бояр. А во-вторых, сохранился и современный перечень тех семи бояр, которые под стенами Москвы в сентябре 1610 года обсуждали с Жолкевским вопрос о введении в Москву польских войск. Это были князья Ф. И. Мстиславский, Ив. М. Воротынский, Ан. В. Трубецкой и Ан. В. Голицын, далее Ив. Н. Романов, Ф. И. Шереметев и князь Б. М. Лыков. Сопоставив эти семь имен с боярским списком, заметим, что они и в списке занимают высшие места; только между ними в списке помещены имена других бояр, так что имя князя Б. М. Лыкова находится не на седьмом, а только на четырнадцатом месте, имя же И. Н. Романова поставлено даже на семнадцатом месте. Стало быть, необходимо для того, чтобы примирить показания обоих документов, объяснить, почему некоторые из первых семнадцати лиц боярского списка не вошли в Семибоярщину. Эти лица – князья Василий и Иван Голицыны, князья Андрей и Иван Куракины, князь Ю. Н. Трубецкой, князь Ив. Н. Одоевский, М.Г. и И. Н. Салтыковы, М. Б. Шеин и князь М. Ф. Кашин. О них есть кое-какие известия, за исключением одного очень старого и ничтожного князя Андрея Петровича Куракина. О нем не знаем, где он был, когда съехал с воеводства из Великого Новгорода; всего вероятнее, что, смененный в Новгороде князем Ив. Н. Одоевским, он после службы, по обычаю, был в своих вотчинах и еще не являлся в Москву. О прочих боярах можем сказать следующее: князь В. В. Голицын был послан в послах к Сигизмунду, а о брате его, князе Иване, сами родные в то время не имели слуху, где он; заключаем это из письма князя Андрея Голицына к брату Василию от 20 сентября 1610 года. Князь И. Н. Одоевский и М. Б. Шеин сидели на воеводствах в Новгороде и Смоленске. Князь Ю. Н. Трубецкой и М. Г. Салтыков не принадлежали к числу московских бояр, а были из тех, которые, по выражению В. В. Голицына, «за Москвой в бояре ставлены», то есть у короля и Вора. Далее будет видно, что М. Г. Салтыков стал в Москве отдельно от «седмочисленных бояр». Наконец, известно, что в то время, о котором идет речь, Ив. Н. Салтыков еще не был сказан в бояре Сигизмундом. Остаются князья М. Ф. Кашин и И. С. Куракин. О первом из них знаем, что он умер в 1611 году и что сам он не подписывал грамот, шедших от боярской думы в начале этого года. За него рукоприкладствовал князь Б. М. Лыков. Ничтожность и безвестность М. Ф. Кашина позволяют думать, что он не играл роли в современных боярских кругах и по этой причине не попал в среду седмочисленных правителей. Не то представлял собой талантливый и прославленный боевыми успехами князь И. С. Куракин. В указанный нами современный перечень «семи» бояр, ведших переговоры с Жолкевским за стенами Москвы, Ив. С. Куракин не включен, потому что он, кажется, вообще не выезжал в те дни из города, начальствуя московским гарнизоном «для береженья» от Вора. Принадлежал ли он к «седмочисленным» боярам? Если да, то мы получим с ним не семь, а восемь имен и должны будем кого-либо выбросить из указанного выше перечня. Но, кажется, в этом нет нужды. Современники, при царе Михаиле вспоминавшие обстоятельства Смуты, резко выделяли князя Ив. С. Куракина из прочих бояр и официально указывали на то, что он «с польскими и литовскими людьми на разорение Московскому государству советник был». Он по воцарении Михаила даже «послан был на службу», иначе говоря, сослан в Сибирь. Его поведение в Смуту, «в московское разоренье», почиталось впоследствии