– Мне всегда казалось, – задумчиво объяснил Алва, – что они ждут мародеров. Соберано Алваро не исключал, что сюда явятся друзья Алисы, но прятал он сапфиры или Октавию, не скажу, настолько дружны мы не были. Хотите ее увидеть?

– Нет! – выкрикнул Иноходец и торопливо объяснил: – Сейчас тут… ей не место.

– Сейчас тут место не ей, – согласился Ворон. – Маэстро Гатчи манил весенними снами не хуже, чем маэстро Гроссфихтенбаум предвещает ужасы. Будет жаль, если сгинет и последняя копия.

– А нельзя, – есть глупости, которые невозможно не сказать, – нельзя ее забрать?

– Надо спросить Констанса, – зевнул Салиган, – он, помнится, уволок из Левкры здоровенную мозаику с ангелами, которые прежде были духами нечистыми. Не в том смысле, что я, а по-эсператистски. Впрочем, первыми тащить, что плохо лежит, принялись именно эсператисты, причем напропалую. Они и сейчас так – объявят нечистью, отрекутся и ну обворовывать, так что ты, пригрев сынка Мирабеллы, свои стулья прямо-таки обрек.

– Я обрек лошадь и женщину, – Алва смотрел на часы и только на часы, – но расспросить Капуль-Гизайля всяко не помешает. Впрочем, сейчас он недосягаем, зато у нас остается минут пять на ворон.

Заговорить при Эпинэ о Моро и тут же перевести взгляд на гайифскую непристойность, а разговор – на птиц… Первое было вопиющей бестактностью, второе и третье – напротив, тактичностью, хотя, возможно, Рокэ в самом деле ждал полуночи и Валтазара. Марсель сунул руку в карман и убедился, что прихваченные на всякий случай карточки на месте. Зазря свозить их в Кагету и обратно было бы обидно, но Валтазар отыскался, и виконт сам удивился собственной радости. Все-таки постоянные потери утомляют и способствуют возлюблению не только потерявшихся, но и тех, кто еще рядом.

– В самом деле, Салиган, – Эпинэ с вымученной улыбкой смотрел на довольного жизнью полухозяина, – откуда эти твари?

– От меня, – свободный дукс слегка поклонился, – правда, это недоказуемо. Сейчас за отцовство бьются Кракл и Феншо. Будете делать ставки – ставьте на мужа Людовины, Краклиху не обойдешь.

– В любом случае вороны у них вышли лучше обвинений. – Алва отвернулся от гайифского наследства, но как-то странно, словно что-то нашел или понял. – Они вполне узнаваемы, и даже без чешуи.

– Главное, – Салиган выбрал из множество перхотинок на рукаве опаснейшую и тщательно смахнул, – они без прошлого. Мы бились над символом Данарии неделю, и все бы ничего, но покойный Фанч-Джаррик предложил во избежание тайных сговоров принять закон о нерасхождении Дуксии до принятия решения, кое почитается важным.

– Это о воронах? – не понял Иноходец.

– Фанч-Джаррик скончался? – приподнял бровь Рокэ. – От чего?

– От каменюк с крыши. Вышло забавно, потому что он сам их и придумал, хотя большинству понравилось. Мне – нет, но у меня есть мозги, а они с падающими булыжниками сочетаются плохо.

– Вы что-то строите? – Эпинэ уже ничего не понимал, да и сам Марсель чувствовал себя почти Иноходцем. – Где?

– Они ничего не строят, – успокоил Алва. – Они забивают осужденных камнями, что позволяет сэкономить на палаче.

– Не забиваем, – замотал патлами Салиган. – Врага ставят под бывшим королевским балконом и опрокидывают на него столько-то порций булыжников. Сперва предполагались кирпичи, но они бьются, а это расточительство.

– О да, – пробормотал оценивший и обалдевший Марсель, – булыжники можно использовать многократно. А что делают с уцелевшими?

– В теории должны отпускать, но на практике такового не случалось. Вообще это похоже на жульничество, я был против.

– Бакра явно честнее, – заметил Ворон, а Эпинэ вскочил, поймал взгляд Алвы и почти упал назад. Марсель даже не дернулся, но внутренний трус забился в конвульсиях. Он уже видел небо, балкон с кованой кружевной решеткой и на перилах – полные булыжников носилки. Такие, как в Валмоне на кухонном дворе, когда папеньке захотелось погреб похолоднее.

– А что-нибудь кроме камней вы используете? – на всякий случай уточнил Марсель, чувствуя, что ему просто необходим Котик.

– Данар, – поморщился Салиган, – не подлежащих помилованию топят.

– А кто не подлежит?

– Это всякий раз решается по-новому, последней была теща Лаптона.

– За что?! – на сей раз Иноходец не просто вскочил, он остался стоять и в придачу рванул воротник. – Лэйе Астрапэ, она же…

– Ага! – фыркнул Салиган, – небось вспомнили, что Одетта показала на тогда еще графиню Рокслей?

– Не она одна! Лаптон был должен…

– Лаптон? Должен? Вы это всерьез? Впрочем, толстуху утопили не столько из-за Дженнифер, сколько из-за Катарины. Одетта явилась в Ружский и закатила отменный скандал, большинство дуксов получило немалое удовольствие, но увы! За публичное восхваление Олларов, Раканов, олларианства и эсператизма положен Данар, так что содранная с Дженнифер накладка, она ее в самом деле носит, уже ничего не решала.

– Рамон, – негромко окликнул Рокэ, – чего добивалась госпожа Мэтьюз?

– Отмены декрета о шлюхах. В память Катарины Ариго девицы легкого поведения обязаны выходить на промысел либо с алой перевязью, либо в венках из поддельных гиацинтов. Дженнифер настаивала еще и на том, чтобы шлюхи высветляли волосы, но это било по Людовине Кракл, вот и не выгорело.

– Одетта Мэтьюз… – Эпинэ зачем-то растирал руку. – Сестра взяла ее к себе… Когда вернулась… Ее и Дженнифер. Катари не хотела, чтобы их… затоптали… не успевшие перебежать к Альдо. Значит, Одетта… защищала королеву, а ее саму – никто. Рамон, неужели вы…

– Я – подонок, – огрызнулся маркиз, – этого довольно, чтобы не спасать старых дур! Вы спрашивали про ворон. Они были лучшим из того, что осталось. Тварей почище уже расхватали, а свободные данарии, во-первых, не могут повторять аристократов и клириков, а во-вторых, должны удостоверить свою свободность и живучесть. Не сбеги крысы, у них был бы шанс на победу, хотя крылья влекут даже дуксов, а стая ворон в состоянии забить сокола.

– Стая… – повторил Эпинэ. – Стая может… Но Дженнифер я убью.

– В другой раз, – отрезал Рокэ, однако прервали спор похабные часы, как по заказу разразившиеся памятной по Кагете музычкой. «Ах мой сю-юсь, – выстанывало золоченое неприличие, – ах мой сладостный сю-юсь…»

Баата мог не выкупать у казарона его трофей и не сбрасывать в пропасть.

Капустные розы на шпалере пошли волнами, пахнуло тухлой вербеной, и виконт увидел своего призрачного сообщника. Как и прежде, Валтазар начал с обхода ваз, и Марсель слегка перевел дух, чуть ли не с нежностью наблюдая, как призрак по очереди сливается со своими любимицами. Святой отец никогда не делал меж ними различия, но истинная любовь отнюдь не исключает любовниц – после нохских ваз настал черед зелено-розовых, так что Альдо со своим фальшивым гальтарством проиграл даже тут. Марсель покосился на неподвижного Эпинэ и шагнул к Валтазару.