Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что ты имеешь в виду, Ники, дорогая?
Ники внимательно смотрит на маму, пытаясь понять, не расстроена ли она.
– В смысле, пока нам не придется тратить все эти деньги, потому что… Ну, потому что мы решили, что пока лучше не жениться.
Роберто застывает с отвисшей челюстью:
– Ну, конечно… – Кажется, он был внутренне готов к таким новостям. – Значит, вы решили, что сейчас так будет лучше…
Ники кивает:
– Да.
Симона внимательно смотрит на него, изучает его реакцию. Роберто смотрит в свои записи: с одной стороны, он думает обо всех гостях и сэкономленных деньгах, с другой стороны, об уже выданных залогах и, следовательно, о потерянных деньгах. Но он не притворяется, старается уравновесить свои мысли с весьма напряженной ситуацией.
– Ну, если ты так решила…
Симона вздыхает и решает пойти навстречу своему любопытству. Она прекрасно знает, что нельзя полагаться только на одну сторону, когда речь идет о таких важных и непростых вещах.
– Прости, Ники, но я не могу не спросить… Это было действительно совместное решение? Или же кто-то один его принял?
– Почему ты спрашиваешь?
– Ну, скажем, из любопытства.
– И какой ответ будет лучше, мам?
Симона улыбается:
– Я поняла, Ники. Ты уже дала мне ответ. Если ты довольна этим решением, мы тоже довольны… Верно, Роберто?
Роберто смотрит на Симону, потом на Ники, потом опять на жену:
– Да, да, конечно. Мы счастливы.
Ники встает, бежит к матери и крепко ее обнимает:
– Спасибо, мам. Я люблю тебя.
Потом она быстро целует Роберто и убегает в свою комнату.
Роберто дотрагивается до щеки, он все еще немного потрясен.
– Я не понял… Решение отменить свадьбу приняла Ники?
Симона крутит кольцо на пальце:
– Да.
– Но как ты догадалась?
Симона смотрит на него и улыбается:
– Потому что она задала мне вопрос. Если бы это было решение Алекса, ее не в чем было бы винить… Но если бы у меня спросили, что лучше, я бы ответила: лучше было бы, если бы так решил он.
– А-а…
Вообще-то, Роберто не уверен, что понимает. Но потом ему в голову приходит простой выход. Почему бы не спросить у жены? Она всегда все знает.
– Дорогая, ты думаешь, что это просто решение или за ним стоит что-то еще?
Симона смотрит на него внимательнее:
– В смысле? О чем ты думаешь?
– Ну, не знаю… Может, они поссорились… или, может быть, тут замешан кто-то еще…
– Нет. У Ники больше никого нет.
Роберто смотрит на нее:
– Я не говорил ничего о Ники.
На этот раз Симона не знает, что сказать.
– В любом случае, проблема не в этом. Только одно можно сказать наверняка. Она не любит лгать.
Она берет посылку и несет ее Ники. Стучится в дверь запертой комнаты:
– Ники? Можно войти?
– Да, мама.
Симона заходит. Ники лежит на кровати, закинув ноги на стену.
– Хотела что-то сказать?
– Ничего… Тебе прислали, я положу это сюда. – И кладет посылку на стол.
– Да, спасибо…
Симона останавливается на пороге, прежде чем уйти:
– Несмотря ни на что, ты же знаешь, что я всегда рядом, да?
Ники улыбается. Немного смущенно. Мама уже все поняла.
– Я всегда рядом.
Потом, даже не глядя на нее и не дожидаясь ответа, Симона выходит из комнаты. Ники некоторое время тихо лежит на кровати. Затем быстрым и ловким движением переворачивается, совершает кувырок назад и встает. Подходит к столу. Смотрит на посылку. Это его почерк, она его узнает. Алекс. Ники взвешивает посылку в руке. Легкая. Она не может не думать, что там внутри, но теперь это вызывает у нее не любопытство, а желание плакать. Без остановки.
Глава сто двадцать третья
Следующие дни для Алекса – сплошные мучения. Как будто из его жизни исчезло все, что наполняло ее до этого. Ни успеха, ни работы, ни друзей. Он внезапно затерялся в этом городе, в своем городе, в Риме. И кажется, даже не замечает этого, улицы кажутся другими, как если бы он никогда раньше их не видел, окружающий мир лишился цвета, клубы, магазины, известные рестораны – все вдруг потеряло привлекательность. Он просто существует, без цели, не следя за временем, не понимает, куда идти, зачем. В голове поет Баттисти. Как будто бесконечно крутится диск со всеми его песнями: «Легкое безумие раскрашивает мою душу. Без тебя. Больше нет корней. Столько дней в кармане, все, чтобы их прожить. И если ты действительно хочешь жить более яркой, многоцветной жизнью… Свет, ах, обычно так не получается».
Алекс сбит с толку. Крики, гнев, растерзанная любовь, физическая боль от разбитого сердца, расколотых эмоций, потерянной дружбы, смятых, разорванных на куски чувств. Вот каково ему сейчас. В голове непрерывно звучит музыка, а в душе такая хрупкость, тонкая завеса печали, внезапное желание молча плакать. Ночь проходит, и эта неподвижная луна, кажется, знает все, но не говорит. Проходят дни, солнце светит так ярко, что заставляет его жмуриться с болезненной отстраненностью, и все это бесконечно повторяется. Изо дня в день. Ночь за ночью. Тоскливо. Алекс едет в своей машине.
– Алло? Нет, Андреа. Я не приду сегодня в офис.
– Алло, мамочка? Я хотел тебе кое-что сказать. – Тишина и опасение услышать вопросы, боязнь человеческого любопытства – почему и когда все закончилось? – Нет, нет, просто отложили. На время.
Он бы хотел отложить этот разговор на завтра.
Но они настаивают, они хотят знать.
– Но почему, у нее есть другой? У тебя? Вы поссорились? Я могу что-нибудь сделать, может, позвонить ей, а как же ее родители? Нехорошо так исчезать… Алекс, скажи нам правду! Мы можем что-нибудь сделать для тебя? Наш дом всегда открыт… Заходи, расскажи нам все, пожалуйста.
И он чувствует их жадное любопытство, как будто человеческие трагедии всегда были только поводом копаться, искать, открывать ящики, читать письма, узнавать новости, слушать шокирующие признания, совершать драматические открытия! Жажда чужой жизни. Вот что ты хочешь узнать! Нет ничего интереснее, чем конец любви! Когда всё кончено. Кончено? И этот душераздирающий крик, это слово, как будто сердце, услышав его, смялось в комок, лопнуло, как резинка, натянулось, как тетива лука, готового выпускать свои смертоносные стрелы, все туже и туже, пока не раскололась на пять струн, натянутых до предела на гитаре старого рок-музыканта, исполняющего на бис свое соло в финальной, лебединой песне. Вот как Алекс чувствует себя – он на коленях, измученный, побежденный, раненный после столкновения с красотой и величием своей любви к Ники.