Обвела пальцем ободок чашки, с трудом сдерживая рвущийся наружу вздох. Чай скоро остынет, и она выплеснет его в раковину, вместе с гулкой, кипящей в сердце обидой – очередная попытка перешагнуть прошлое. Так нельзя. Ей бы просто жить, не оглядываясь туда, где сплелись нежность с тоскою. Стоит ли жалеть, ведь есть все необходимое для счастья? Почти все…

В ящике кухонного стола – потертый, измятый листок со строчками, зацепившими так сильно, что не смогла их не списать: стихи, автора которых не запомнила, более чем точно отразившие ее затаенные мысли.

Женя усмехнулась, опуская губы в ароматную жидкость чужой чашки. Это только здесь она смелая и может бесстрашно наслаждаться тем, что не ее. А в реальной жизни даже думать о новой попытке не хочет. Прошла пора бессмысленного риска, теперь лучше остаться одной, чем вновь обжечься, потому что лечить ожоги слишком тяжело.

Телефон ожил знакомой мелодией, и на губах расцвела улыбка. Мамочка… Скучала до сих пор, словно не была взрослой, самостоятельной женщиной, воспитывающей сына. В одно мгновенье превращалась в ребенка, стоило оказаться рядом с мамой или хотя бы услышать ее голос, всегда преисполненный каким-то умиротворением.

Но на этот раз все получилось иначе. В первую минуту показалось, что произошел какой-то сбой в сети: эти вибрирующие безысходностью, надрывные звуки никак не могли быть маминым голосом, как и с трудом сдерживаемые рыдания. За свои почти тридцать лет Женя ни разу не видела мать плачущей. Стало не просто страшно: окатил какой-то леденящий ужас, сдернувший сердечный ритм и оглушивший его ударами.

– Женечка…

– Мама? – она просипела, боясь вздохнуть. – Что?…

– Женечка, папа … умирает…

Неправда… Этого не может быть… Она слушала взрывающие мозг слова, заглушаемые жалобными всхлипами и отчаянно пыталась проснуться. Что надо делать, когда снится кошмар? Посильнее ущипнуть себя? Побелевшие от напряжения пальцы не хотели слушаться. Укусить? Солоноватый привкус во рту не помог: сон и не думал уходить.

– Деточка, врачи не дают никаких шансов…

Снегопад за окном вдруг проник вглубь квартиры, стягивая холодом все тело, мешая отчетливо видеть и слышать. Женя не понимала, никак не могла разобрать странные слова из справочной службы автовокзала, сообщающие о том, что следующий нужный рейс будет лишь два дня спустя. Сознание не хотело впитывать поступающие один за другим отказы диспетчеров такси, грустно объясняющих, что в такую погоду по городу не хватает машин. Но с каждой минутой все более четко формировалось понимание, что она не успеет. Просто не попадет туда, где материнские слезы пытаются удержать последние капли жизни отца. Не сможет даже попрощаться…

Хорошо, что Мишка спал: вряд ли его порадовал бы вид распластанной на полу рыдающей мамы. А она не могла сдержаться, как ни пыталась. Боль кипела, разрывая изнутри пронзительными воспоминаниями. Папина рука, передающая букет краснеющей первоклашке. Его ровный, уверенный голос, объясняющий непонятное математическое правило или рассказывающий о вечных истинах. Было ценно и то, и другое, потому что говорил ОН. Украдкой вытираемые слезы на глазах, вызванные первой улыбкой внука. Неужели это все останется лишь в ее памяти?

К вновь завибрировавшему телефону потянулась, даже не взглянув на экран: бесполезно пытаться что-то рассмотреть сквозь застилающий глаза туман. И едва сдержала стон: как же не вовремя!

– Антон, я не могу сейчас говорить… – следовало отключиться, но она отчего-то это не сделала. Всхлипнула в ответ на вопрос, который не сумела различить: – У меня папа…

Приговор врачей повторить вслух не получилось. Вместо этого вырвались совсем другие слова, бессмысленная жалоба на весь окружающий мир: на погоду, работу такси, бестолковое расписание автобусов…

– Женя, ты меня слышишь?

Кажется, мужчина что-то говорил… Она не разобрала… Ничего не важно… сейчас…

– Женя! Сколько тебе нужно времени?

Тряхнула головой, сметая слезы. В глазах не прояснилось, но резкий, отрывистый голос проник внутрь.

– Для чего?

Антон тихо вздохнул:

– Соберись…, Женечка. Потом поплачешь, в машине. Диктуй адрес, я заеду через полчаса.

Она, наконец, осознала смысл сказанного. Это был худший вариант из всех остальных…, которых просто не существовало. Чудо, о котором грезила совсем недавно. И времени возражать или обдумывать неожиданное решение не оставалось. Можно было лишь сорваться, на ходу вытирая глаза и скидывая в сумку попадающиеся под руку вещи.

Невесомо ткнулась губами в разогретую ото сна щечку сына.

– Объясни ему все, ладно? – виновато улыбнулась подруге. – Я позвоню утром, как только смогу. И прости, что пришлось разбудить.

Та обняла ее.

– О Мишаньке не волнуйся, я придумаю, что ему сказать. Беги уже.

* * *

Антон выглядел усталым, и это не укрылось даже от ее растревоженного переживаниями сознания.

– Извини… Я бы никогда не воспользовалась твоим предложением, если бы все не было так… плохо.

Он, казалось, не услышал этих слов.

– Что случилось с твоим отцом?

– Сердце… Давно были проблемы, но как-то не воспринимались серьезно. А сейчас в один момент стало хуже. И врачи говорят… – опять заплакала, вспоминая стенания матери.

Мужчина стиснул ее ладонь, не отрывая взгляда от дороги.

– Жень, завтрашний день вряд ли будет легким. Тебе лучше попытаться поспать… Я понимаю, что это кажется невозможным, но так надо, иначе потом просто не останется сил.

Он был прав, только о каком сне могла идти речь? Женя, всхлипнув, отвернулась к окну, не замечая, что по-прежнему касается его пальцев.

– Отдыхай, солнышко… И постарайся ни о чем не думать…

Хотела объяснить, что у нее не получится ни отвлечься, ни уснуть, но мысли на самом деле смешались. По салону разлилась тихая музыка. Устав от страха и слез, Женя провалилась в какое-то небытие.

Ее разбудил новый день, не по-зимнему яркое солнце, ударившее в окна автомобиля. События прошедшего вечера обрушились удушающей тяжестью. Вцепилась в телефон, набирая номер почти с ужасом, и, лишь услышав слова об отсутствии изменений, повернулась к мужчине.