— Так точно.

— Ты стрелял?

— Я этими штуками умею только орехи колоть.

— А кто?

— Хеш его знает…

А в следующий миг в радиорубке, что располагалась напротив кабинета астролога, прозвучал несильный взрыв.

— За мной!

— Я подожду здесь, — вежливо отказался астролог.

— Чтоб тебя!

Базза распахнул дверь в радиорубку и сразу же увидел распростертого на полу радиста. Мертв? Нет, без сознания, на голове ссадина — получил чем-то тяжелым. А вот радиостанция мертва: дымится полуразрушенная, тлеет и немного горит; комната стремительно наполняется едким дымом.

— Галилей! Помоги ему!

Осторожный астролог скривился, собираясь сделать вид, что не расслышал приказа, но повторять Дорофеев не стал — бросился на мостик. Дверь рывком: старпом тоже на полу, но не оглушен — убит, пуля попала точно в лоб.

Грохот снизу, из отсека, где хранится «корзина грешника».

«Да что ж мне, разорваться, что ли? Где все?!»

Базза резко развернулся, астролог в коридоре, хлопочет у радиста.

— Объявляй тревогу!

— Есть!

— Потом сюда — тушить пожар!

— Есть!

Дорофеев мчится к лестнице, а когда ныряет вниз, слышит завывание сирены — Галилей исполнил приказ. Снизу бьет в лицо холодный ветер. Потому что люк распахнут. «Корзина грешника» здесь, но люк распахнут, а внизу, метрах в пятидесяти, — купол парашюта. Кто-то покинул корабль. Капитан рычит, выпускает в белый шелк пару пуль, захлопывает люк и бегом наверх.

— Базза! — Перепуганная Кажани. Только ее сейчас не хватало.

— Этель, чуть позже!

— Я боюсь!

— Здесь безопасно! Преступник покинул корабль.

— Капитан! — Галилей стоит в дверях мостика. — Старпом…

— Я знаю!

На лестнице топот, палубные и механики несутся на помощь, Бедокур впереди.

— Что случилось?!

— В радиорубке пожар — тушить! Нужен рулевой! Живо!

Базза широким шагом поднимается на мостик, за ним Бедокур, а следом семенит белая как мел Кажани.

— Что случилось? — осведомляется Чира.

— Майк нас предал, убил Ганса и взорвал радиостанцию. Лишил связи.

— Зачем?

— Прямо по курсу цели! — кричит новый рулевой.

— Вот зачем! — Дорофеев берет бинокль и вплотную подходит к лобовому окну. Аэропланы. Опять аэропланы… — Боевая тревога!

— Все по местам! — орет Бедокур. — Боевое расписание, дармоеды!

Палубные несутся прочь.

— Набрать высоту!

Аэропланы все ближе.

— Может, приотцы проводят учения? — неуверенно предполагает рулевой.

Ответом становится пулеметная очередь.

— Может, и учения, — усмехается Базза. — Но мы в них участвуем.

— Лучше не надо, — пробормотал Чебер. Не то чтобы второй пилот боялся, просто считал, что на этом задании они рискнули достаточно и не следует вновь испытывать судьбу. — Уйдем.

— Согласен, — поддержал Чебера Усицкий.

— А если это наши? — негромко спросил Накордо.

— А если нет?

— Кто, в таком случае?

Из «Грозового леса» ушерцы ушли хорошо, на хвост никто не сел, но теперь о разведчиках знали, и возник вопрос: как возвращаться? Прежним маршрутом — на запад, через Хому и вверх? Большая часть пути была относительно безопасна, однако Драмар сомневался, что на этот раз им удастся без труда проскочить линегартские военные базы. Не пустые, в отличие от правобережных точек, базы — по сообщениям «обычных» разведчиков, с которыми Накордо знакомили в штабе, аэропланов около столицы хватало. Лететь на восток? Прорываться к Баниру через Барьерную Россыпь? Самая короткая дорога и самая очевидная для приотцев. Они наверняка подняли базирующиеся в Жемчужном море паровинги, и «бродягу» ждет теплая встреча. В итоге разведчики решили уходить на север, слегка смещаясь к западу, — подальше от оживленного побережья, — покинуть континент и уже над океаном брать восточнее, на Валеман.

Ушерцы сели на одно из приотских озер, починили паровинг — пули задели второй и третий двигатели и пробили баки с водой — и снова поднялись в воздух, мечтая об одном: не встретить никого по дороге. Не встретили, но оказались в дурацкой ситуации, наткнувшись на ведущий сражение цеппель.

— Мы безоружны, — напомнил Чебер. — Два пулемета — даже не смешно.

— Два шестиствольных пулемета и наш боевой опыт. Это и в самом деле не смешно — для приотцев.

— Еще есть приказ не ввязываться в драки, — вздохнул Усицкий.

Но как же тяжело смириться с этой инструкцией.

— Кто-нибудь сомневается в том, что одна из сторон — приотцы? — осведомился Накордо.

Они огибали место сражения по большой дуге, удалялись все дальше, и следовало как можно быстрее принимать решение. Через несколько минут драчуны скроются из виду, и совесть постепенно успокоится.

— Или приотцы, или галаниты, — усмехнулся Чебер.

— Кто-нибудь сомневается в том, куда направятся войска из «Грозового леса»?

Драмар понял, что угадал с вопросом: офицеры засопели.

— Или мы убьем их здесь и сейчас, или нам придется сражаться с ними через неделю или месяц, — закончил Накордо. — Выбирайте.

— Хренов ты оратор, — угрюмо протянул Усицкий.

— Это значит «да»?

— Это значит мы идем в бой!

И паровинг пошел на разворот.

— Мне страшно!

Этель попыталась ухватить Дорофеева за рукав, но Базза увернулся — ловкий маневр по достоинству оценили бы мастера фехтования — и вежливо пообещал:

— Все будет хорошо.

Не отрывая напряженного взгляда от панорамы боя.

«Амуш» лег на обратный курс, к Унигарту, набирает высоту, но не так быстро, как хотелось бы, «потолок» аэропланов еще не преодолен, и они рядом — на уровне гондолы и даже чуть выше. Лупят из «Шурхакенов», все глубже погружая в истерику несчастную певицу. Пушки против юрких самолетов не помощники, «Амуш» огрызается пулеметами — три аэроплана уже получили свое, — но врагов слишком много.

— Позовите на помощь! Базза! Пусть нас спасут!

— Радио не работает.

— Почему?!

— Мы стали жертвой предательства, — роняет Дорофеев.

И краем глаза замечает, как вздрагивает при этих словах Этель. На несколько мгновений певица умолкает, затем вскрикивает — две или три пули пробивают боковые окна мостика, стекло сыпется на пол, через дыры начинает завывать ветер — и движимый жалостью капитан интересуется: