— А это, по-моему, снаружи… профессор, смотрите!..

Они вскочили одновременно. Через входное отверстие был отлично виден спуск в гробницу… из которой кто-то выходил!

Разумеется, внизу никого быть не могло. Без специального разрешения на объект никто не допускался — профессор терпеть не мог всяких зевак. Но теперь прямо из гробницы, из его драгоценной гробницы поднимался мрачный, перемазанный кровью и совершенно голый мужчина! К нему прильнула молодая женщина с азиатскими чертами лица, а шею обвивала длиннющая железная цепь.

За этой парочкой следовал здоровенный детина в традиционной арабской одежде. Саймон протер глаза — на секунду ему показалось, что у детины всего один глаз, а изо лба торчит рог.

Но нет, просто показалось.

— Ка… как вы там оказались?! — пролепетал он. — Ту… тут запрещено посторонним!

— Пошел вон, — грубо ответил тип с цепью.

Его спутница оказалась несколько дружелюбнее. Она выдавила натянутую улыбку, помахала ладошкой и спросила, осматриваясь по сторонам:

— А мы где вообще?

— Где… ка… вы что…

— Что это за место? — терпеливо уточнила женщина.

— Ла… лагерь археологической экспедиции, рядом с крепостью Дирхелер… — промямлил Саймон.

— К черту подробности, в какой мы стране?!

— Ту… Турция, Хаккяри…

— Это моя гробница, — тихо произнес Креол. — Когда-то здесь был крайний север Империи Шумер. Вон там раньше протекал исток Евфрата. Это здесь я пролежал пять тысяч лет…

Ванесса опасливо покосилась на археологов, но они вроде бы не расслышали. Хотя точно сказать нельзя — вон какие очумевшие рожи. Интересно, за кого они их с Креолом принимают…

Конечно, ни профессор Грин, ни Саймон не узнали ту высохшую мумию, которую они несколько лет назад обсуждали в Сан-Франциско. Хотя профессор все эти годы ее вспоминал, гадал, куда же она все-таки исчезла из его квартиры, какому идиоту понадобилось ее красть?

Он и в экспедицию-то отправился лишь потому, что ему все не давала покоя та загадка.

С помощью Хубаксиса Ванесса поспешила увести Креола подальше. Не дай бог, археологи пристанут с расспросами или вообще вызовут полицию.

По счастью, те были так изумлены, что даже не подумали остановить странную троицу. Только молча хлопали глазами. Спустя минуту Саймон все же спохватился, бросился вслед, но на дороге уже никого не было. Пришельцы из гробницы словно провалились сквозь землю.

Хотя на самом деле они исчезли в прямо противоположном направлении. Хубаксис уже более или менее очухался, так что без труда поднялся в воздух. Отрастив на спине два горба, чтоб не уронить седоков, джинн прогудел:

— Куда прикажешь тебя доставить, хозяин?

— Куда-нибудь, где я смогу обдумать, — медленно ответил Креол.

— Обдумать что? — тут же спросила Ванесса.

— То, что произошло.

— А что произошло-то?

— Я лишился магии. Я лишился силы. Я лишился всего. Вот что произошло.

— Да, это полный отстой… — согласилась Ванесса.

— Да нет, возможно, это даже к лучшему…

— К лучшему?.. — ужасно удивилась Ванесса.

— Я… многого не понимал, — устало закрыл глаза Креол. — Не видел, что с самого начала иду не в ту сторону. Мне нужно кое-что… переосмыслить.

В безоблачном небе светило солнце, и в его лучах к горизонту летела туманная бочкообразная фигура. На ее спине обнялись двое.

И в их душах воцарился покой.

Новая Хайгондийская Республика, 19 год от Обретения Ока

Кан Мушкулорос часто моргал. Глаза странствующего торговца были уже не те, что в молодости. Если бы не толстые очки на носу, он бы не различал даже очертаний предметов — а вокруг было на что посмотреть!

Пару часов назад Мушкулорос приехал на своем дряхлом, уже еле ползающем декаподе в Томурай. На глазах возрождающуюся столицу молодой республики. В прошлом году Мушкулорос овдовел, дети уже давно жили отдельно, и старик решил перед смертью повидать чудо, очистившее землю и воду от скони.

Сияющее Око.

До Томурая декапод хозяина все же дотащил. Но едва пересекши городскую черту — чихнул, кашлянул и заглох. Сто двадцать лет неказистый грузовичок возил людей по сконевым пустошам, а теперь вот словно счел долг выполненным.

По счастью, на соседней улице сыскалась автомастерская, а у ее владельца нашлись рабочие тележки. Сторговались быстро. Механик запарил под Мушкулороса в гараж, покопался в машинном отделении, цокнул языком и велел возвращаться часиков через пять. Скорее, мол, даже диагностику не провести — очень уж древний механизм.

Так что Мушкулорос решил пока погулять по городу. Он дышал полной грудью, все еще не привыкший до конца, что в ноздри не лезет поганая сконь. Томурай стал первым городом, что полностью очистился, и вид он имел такой цветущий, что и не описать!

Вдоль улиц росли… деревья! Самые настоящие деревья, с листьями! Пока еще тоненькие, невысокие, но уже настоящие! И трава, трава под ногами!.. Мушкулорос родился семьдесят лет назад и никогда не видел мир до Судного Часа, но если он весь был таков… что за счастливцы там жили!

Ну да ничего. Дети и внуки Мушкулороса тоже будут жить в счастливом мире.

Ковылявшего по улице старика все чаще обгоняли. Прохожие шли в одном направлении — туда же, куда и Мушкулорос. Ему стало любопытно — не праздник ли какой сегодня в Томурае? Это было бы очень здорово.

Но то оказался не праздник. Дойдя до площади Святого Энга, Мушкулорос узрел… похороны. Тысячи и тысячи людей собрались у погребального одра, на котором возлежал седой благообразный старец, даже в смерти хранящий на лице сердечную улыбку.

— Сегодня мы прощаемся с Маром Диротреноросом — нашим добрым учителем и целителем, — провозгласил распорядитель. — Да осветит его путь Сияющее Око.

— Да осветит, — хором откликнулись люди, дважды взмахивая руками перед лицом.

Мушкулорос уже знал значение этого жеста. Символ новой религии, круг с поперечной чертой. Его приверженцы называют себя «очищенными».

Впервые услышав об этой секте Сияющего Ока, Мушкулорос только пожал плечами. Будто мало на свете всяких полудурков. Говорят, где-то в туннелях живет даже племя, которое поклоняется крысам.

Но потом его скепсис пошел на убыль. Ведь сконь-то действительно исчезла, с этим не поспоришь. Не сама же по себе она испарилась. И если это действительно сделало пресловутое Сияющее Око, Мушкулорос тоже не прочь стать его свидетелем.

Похоронная процессия шествовала медленно. Впереди шли музыканты с тоненькими дудочками, за ними родичи и друзья, а следом уж все остальные. Двигались в торжественном молчании. Никто не вопил, не причитал, только некоторые утирали слезы. Из окон тоже высовывались люди, маша треугольными белыми платками — символом скорби и утраты.