Увидев Наташу, он поставил кружку на колено и стыдливо поджал ноги под скамейку. В ноябре Жежелев отморозил ступни, когда подрывал мост через реку Мста. После неделю в жару метался. Хотя с тех пор тягучая боль в ногах стала его постоянным спутником, в отряде про это никто не знал. Перед бойцами Жежелев ступал твёрдо, позволяя себе хромать только в одиночестве.

— Ты что в такую рань, Наташа? Случилось что?

Наташа пожала плечами:

— Не знаю, товарищ капитан, мне не докладывают. Велено отнести — я несу, моё дело маленькое.

«Да уж, маленькое, — с острой тоской подумал Жежелев, — мимо немецких патрулей да с донесением. Фашисты за связь с партизанами кожу с живых людей снимают. Не смотрят, взрослый ли, ребёнок. Хуже зверья».

Тоненькой рукой с замёрзшими пальцами Наташа протянула ему шифровку, по-матерински мягко попеняв:

— Разве же можно, товарищ капитан, на земляном полу да босиком. Так и до ревматизма недалеко. Давайте я вам шерстяные носки свяжу?

Жежелев покраснел и хотел отшутиться, но тут его взгляд упал на депешу.

Через пять минут было объявлено общее построение.

Жежелев вышел из землянки подтянутый, выбритый, с торжественным выражением лица.

— Товарищи! — Его взгляд прошёлся по лицам партизан. — Для нашего отряда настал решительный момент. Готовится наступление Ленинградского и Волховского фронтов с целью прорыва блокады. — Жежелев хотел завернуть что-нибудь этакое, героическое, но от избытка чувств смешался и просто махнул рукой. — Дождались, товарищи.

Чтобы не дрогнул голос, он отогнал от себя мысль об оставшихся в Ленинграде жене и дочке. Жежелев не знал об их судьбе, потому что в дом на Васильевском острове попала бомба, а единственное письмо, которое ушло на Большую землю, осталось без ответа. Он написал его второпях, простым карандашом на коленке, на адрес почтового отделения, и в каждой строчке молил жену Зину: ответь, только ответь. Больше мне ничего не надо от жизни.

На краткий миг перед глазами мелькнула круглая веснушчатая мордашка дочки и цепкие ручонки, дёргавшие его за гимнастёрку:

— Ты скоро придёшь с войны, папа? Я подожду, я не сяду без тебя ужинать, а потом ты расскажешь мне сказку про доброго попугайчика.

Насупив брови, Жежелев поднял вверх руку с шифровкой:

— Мы с вами получили приказ штаба фронта уничтожить секретный аэродром гитлеровцев в районе Подберезья. Ни один самолёт не должен больше подняться с него в воздух и помешать наступлению. Причина невыполнения может быть только одна — смерть. Весь личный состав будет разделён на группы, день на подготовку, в ночь выступаем.

Он оглянулся на комендантшу, которая совмещала обязанности санитарки и повара, попросил:

— Товарищ Мосина, покорми народ посытнее и сухпайки собери, благо трофейная тушёнка пока в наличии.

* * *

Первым в цепочке лыжников шёл Жежелев, позади Сергей, потом Ванька, дальше тянулись остальные, некоторые с санями — обратно везти раненых. В лагере остались только охрана, комендантша и раненые.

Шли по одной лыжне, ни шага в сторону. Глядя на лёгкий жежелевский шаг, Сергей удивлялся его силе и неутомимости. У него самого после первых двадцати километров дыхание стало тяжело сбиваться, и он с жадностью хватал ртом студёный воздух. Жежелев останавливался, только чтобы взглянуть на компас и свериться с картой. Укутанные снегом минные поля хранили свой смертоносный груз до весенней распутицы, поэтому можно было идти напрямик.

Когда лес начал редеть, по команде Жежелева все сняли лыжи и упали на четвереньки, а дальше поползли по-пластунски. К кромке лётного поля партизаны подобрались в кромешной темноте, ориентируясь на беглые вспышки фонарей охранников. В условиях малой видимости Жежелев не рискнул дать приказ к атаке, а велел залечь в засаде и ждать сигнала к наступлению — волчьего воя.

Волков в лесу и вправду развелось без счёта, война для волка — время сытное. Пока отряд отмахивал километры к аэродрому, Сергею не раз слышалась заунывная волчья песня. Тягостно, тоскливо, на одной ноте: у-у-у, у-у-у.

«Домового ли хоронят, ведьму ль замуж выдают?» — вспомнились под волчий вой стихи Пушкина.

Позицию заняли полукругом рядом с посадочной площадкой. Сергей попытался определить, с какой стороны казармы гарнизона. Запахом печного дыма тянуло справа. Он подумал, что успеет сжевать пару сухарей, чтобы скоротать время до рассвета.

Минуты тянулись медленно и сонно. Полоса рассвета сначала прорезалась у верхушек елей, словно бы они проткнули небо, выпустив на землю молочную струю густого тумана. В сером мареве стали видны неясные очертания самолётов, накрытых маскировочной сеткой. Сергей скорее угадал, чем увидел, что это были истребители «Мессершмитт-109». Около каждой машины расхаживал часовой. До партизан долетали хруст шагов и негромкие голоса с жёсткой немецкой интонацией. Ноздри щекотал сигаретный дым.

— Курят, сволочи, — одними губами сказал Ненашев, подтягивая к себе ручной пулемёт.

Порядок действий Жежелев наметил следующий: основной состав завязывает бой, а под его прикрытием один человек из каждой тройки проникает в кабину самолёта с заранее приготовленной взрывчаткой весом в шестьсот граммов и поджигает бикфордов шнур.

В их тройке подрывником был Ваня. Сергей с Ненашевым шли в наступление.

С каждой каплей рассвета тишина вокруг становилась осязаемой, готовой лопнуть в любую секунду. Хотя сигнала ждали, тонкий волчий вой раздался неожиданно, набирая высоту с протяжной безысходностью.

— С Богом! — успел выдохнуть Сергей перед выстрелом, и звуки его слов сгорели в сполохах огня и дыма.

Прикрывая Ивана, он бежал боком, посылая по сторонам короткие очереди. Рядом бил пулемёт Ненашева. Стараясь поворачиваться так, чтобы Ваня оказывался за его спиной, Сергей не заметил, как пуля сбила с него шапку-ушанку. Со стороны казарм мелькали силуэты гитлеровцев, им навстречу неслось нестройное, обрывистое «Ура!».

Не долетев несколько метров до Сергея, грянул взрыв гранаты. В лицо ударил грязно-оранжевый клубок дыма.

Сергей обернулся глянуть на Ваню. Извиваясь всем телом, тот полз к самолёту. Взрыв гранаты плоско прижал его к земле, и Сергей испугался, что Ваньку убили. Но он снова задвигался, упорно продвигаясь вперёд.

Где-то в мешанине боя, у другого края взлётной площадки с грохотом взметнулось вверх алое пламя уничтоженного истребителя.

Подгоняя Ивана, Сергей закричал:

— Давай, Ванька! Жми!

Сергей видел, как вокруг него падали люди. Остервенело трещал ручной пулемёт Ненашева. Вырос ещё один столб разрыва. Ещё один самолёт разлетелся в клочья, а Ванька всё медлил. Да что же он?

— Давай!!!

От сильного удара в спину автомат в руках Сергея описал дугу. Он почувствовал, как потемнело в глазах, но через эту пелену он всё же видел, как Ванька, приподнявшись, бросился к самолёту и исчез в глубине кабины. Уши налились низким, гудящим звоном. Сергей с