в худшем — ходит в обосранных сзади подштанниках.

И будет ходить так — ещё очень долго!

Человек в таком состоянии, чувствует себя обосранным и очень сильно собой недоволен. Недовольный же человек, как правило — своё недовольство вымещает на других и, государство среди «претендентов» — на первом месте.

В обоих случаях, это подрывает идеологические основы государства — не хуже, чем все вражеские «радиоголоса» вместе взятые. Так до сих пор, я не пойму: почему на это — до самого 1991 года, никто не обратил внимание[3]?

Не иначе как в политическом руководстве СССР — затаился не разоблачённый вовремя троцкист!

Тот, с понимающей улыбкой:

— Сделаем, партнёр!

Мистер Гейдлих, достал блокнот и карандаш и, перекатывая сигару из одного кончика рта в другой:

— Пожалуй, я буду записывать… Что ещё?

— Ээээ… Мне нужно купить несколько недорогих, но обладающих бойким пером журналистов в американских англоязычных газетах, которые читают эмигранты из России.

Покрутив головой, как будто ему вдруг стал тесен воротничок:

— Это будет проще всего.

— И первым делом, Иохель, найди мне хорошего букмекера. СРОЧНО!!!

— Зачем?

Мне нечего скрывать от своего американского партнёра:

— Чтоб, сперва поставить на Калвина Кулиджа. А потом… На тебя!

— ХАХАХА!!!

— ХАХАХА!!!

Присоединяясь к его жеребячьему ржачу и, отвезя его и переводчика на полустанок, мы расстаёмся… Надеюсь друзьями и, надеюсь — ненадолго.

* * *

'Деньги-деньги дребеденьги

Позабыв покой и лень

Делай деньги! Делай деньги!

А остальное все дребедень!'[4] .

Деньги, деньги… Дребеденьги. Постоянно над головой висит угроза финансового банкротства…

Идея насчёт инфы про крах РАИК — шаг за шагом выкристаллизовывалась в моей голове, а затем через компьютер материализовывалась в чёткий план действий на бумаге.

Да, что там «РАИК» — мелочь пузатая!

По малому замахиваться — только ладонь отшибёшь.

«На бумаге» всё вырисовывается довольно классно, но конечно — даже при помощи Иохель Гейдлиха, такое мне без денег не поднять, не осилить…

НЕ ПРОВЕРНУТЬ!!!

А ведь кроме того — мне швейную фабрику, обувной цех, цех туалетной бумаги, канцелярских принадлежностей… На заокеанского партнёра надейся — а сам не плошай.

Наконец, мне — мой «завод-заводов» и ещё много чего надо строить!

Попаданец без денег, это не прогрессор вовсе — а как паровоз без воды: жалкая, никчемная, бесполезная личность — годная только на лесоповале топором махать.

В поиске заветных бабосиков я пошёл уже знакомым путём — обратившись к старому, хорошо мне известному «инвестору». Политика большевиков в части валютных операций была крайне непоследовательной. Осенью 1923 года спекулянтов валютой стали зажимать, а весной 1924 — вновь расслабили гайки и, в обоих случаях — я заранее предупредив Ксавера, получил свою долю.

Однако опять, блядь, мало!

Разговор, скажем честно — не из лёгких, состоялся в доме Ксавера, за столом в той же комнате где мы с ним познакомились. Правда, в этот раз мы были с ним наедине — никто над моей душой не стоял и ножиком со скуки не поигрывал…

Ксавер, ознакомившись с моим проектом, чуть с дуба не рухнул:

— «Корпорация»?

— «Русско-американская индустриальная корпорация» — мне лишь для розжига аппетита, партнёр. «Всесоюзный текстильный синдикат» — вот достойная цель!

— Не сходи с ума, Серафим!

— А, что не так? Я тебе здесь всё по полочкам разложил, Ксавер: если найдёшь какой сомнительный момент — скажи, я над ним ещё поработаю.

Тот, ещё раз бегло пробежавшись по краткому «дайджесту» плана:

— … Нет, по деловой части — у тебя всё схвачено, комар хобот не подточит. Но потом с твоей корпорацией или синдикатом, что прикажешь делать?

Принимаю невинно-недоумённый вид:

— С восемью миллионами прибыли в баксах, только от «РАИК»? «Прикажу» тебе деньги грести лопатою… Кстати — могу подсказать, где её приобрести!

Наши штампованные ульяновские лопаты уже успели прославиться по всей округе.

Мой собеседник только рычит:

— Тебя ею зарыть, разве что? Ты только посмотри на их трудовое законодательство!

— Частенько смотрю и, что?

— Как можно промышленнику-частнику работать в таких условиях? Со своими-то деловыми да артельными — я всегда найду общий язык, а эти…

Замолкнув, Ксавер только досадливо крякнул.

Сперва соглашаюсь:

— Я знаю, что по нашему трудовому законодательству — пролетарию можно вообще не работать, числясь на предприятии и, при этом весьма кучеряво жить…

По современным для хроноаборигенов меркам — «кучеряво», уточню. Ибо, будь ты даже ударником труда — ходить тебе в тех же обносках и кушать через раз: на государственных предприятиях действует реликт Военного коммунизма — «уравниловка», считающаяся принципиальным моментом для сидящей на «кремлёвской пайке» партноменклатуры.

Затем, сделав донельзя умное лицо, слегка приоткрываю занавес над будущим:

— Но, времена меняются — меняется и трудовое законодательство, Ксавер! Не за горами то время, когда предприятия переведут на хозрасчёт, на них будет введена сдельная оплата, а за опоздание на пятнадцать минут и за тунеядство — «гегемонов» будут отлавливать, как негров в Африке в своё время и, отправлять заготавливать лес на дальнюю делянку…

Моё пророчество, впрочем, не произвело должного впечатления:

— Да, когда это будет… Мне уже кажется, что коммунисты — это навсегда.

— Согласен, это будет ещё не скоро. Однако… — несколько примиряющим тоном, сделав паузу, — в наших силах, годков скажем эдак на десять — этот момент приблизить.

В сердцах хлопает ладонью об стол:

— Нет, денег я тебе не дам!

С металлом в голосе в полголоса говорю, аки танк траками лязгаю:

— Однако, ты меня неправильно понял, Ксавер: я к тебе — не побираться пришёл. А за своей — обусловленной при первом знакомстве, «мздой».

Мы отныне с ним гутарим на равных!

У меня теперь есть своя силовая структура и, пара моих самых боевых парней из «Вагнера» — ныне мирно курят с его шнырями во дворе, имея приказ в случае «фарс-мажора» — разнести этот петушатник в пух и перья.

Он, подняв на меня изумлённые глаза и схватив мои финансовые расчёты, стал яростно тыкать в них пальцем:

— Ты издеваешься⁈ Какая, на хер «мзда»⁈ От твоего «Жилстроя» пока одни убытки!

Жёстко прерываю поток его красноречия:

— Возможно, ты просто — плохой менеджер, Ксавер? Возможно, ты следовал не всем рекомендациям — что я тебе дал?

То горячится:

— «Рекомендациям»⁈ Да, чтоб ты понимал — я бы вообще разорился, если бы твои рекомендации выслушивал!

Привстав, нависаю над ним и обличительно:

— Ой, ли? Вот я