Однако Миттерана и других сторонников вмешательства было уже не остановить. Они были готовы действовать и без резолюции СБ ООН, только на основе согласия Генерального секретаря. Уже ночью 20 июня команда из 20 французских военнослужащих прибыла из Банги в Гому для оценки состояния местного аэропорта и путей проникновения в Руанду[1560].

Утром 22 июня состоялось заседание Совета министров[1561], на котором Жюппе обосновал необходимость французской операции тем, что «международное сообщество продемонстрировало свою неспособность прекратить резню»: ОАЕ не сумела «добиться прекращения огня и его соблюдения», а ООН – «произвести развертывание МООНПР». Он признал, что французская инициатива вызвала в мире неоднозначную реакцию: «Большинство одобряют ее, в том числе США, Великобритания и Россия. Только два государства против – Новая Зеландия и Нигерия; Пакистан и Китай колеблются. Францию решительно поддерживает Генеральный секретарь ООН как по моральным соображениям, так и из-за того, что ООН в настоящий момент не может осуществить развертывание МООНПР. Западноевропейский Совет единодушно одобрил эту операцию. Семь государств из девяти выразили свое намерение внести вклад в нашу инициативу. Многие африканские государства поддерживают французское предложение. Сенегал на данный момент предлагает 250 человек. Гвинея-Бисау и Гана предоставят символические контингенты. Позицию ОАЕ трудно оценить точно. Среди НПО нет единства. РПФ со своей стороны категорически враждебен нашей инициативе из-за поддержки, оказанной Францией правительству президента Хабьяриманы и правительственным силам, и из-за его желания добиться победы в Руанде».

Симона Вейль, министр социальных дел, здравоохранения и городов, поинтересовалась, будут ли участвовать в операции другие европейские страны и «существует ли опасность столкновения между РПФ и французскими войсками?», однако осторожный Леотар, не желавший давать какие-то гарантии, фактически ушел от ответа, сказав, что «…политическая и военная ситуация не ясна. Есть еще много нерешенных вопросов». Он сообщил при этом, что передовой французский отряд уже находится в Заире и что уже завтра начнутся «челночные операции» на территории Руанды. Министр внутренних дел Шарль Паскуа активно поддержал идею вмешательства, однако подчеркнул, что необходимо принять необходимые меры предосторожности, чтобы Францию «не подозревали в неоколониализме». Но этот намек по поводу возможного негативного отношения СМИ отреагировал мрачно настроенный премьер-министр, который посетовал на «непостоянство общественного мнения». «Вчера, – сказал он, – нас убеждали вмешаться, а сегодня правительство обвиняют в авантюризме. Франция изолирована». «Но, – добавил он, – это не причина для отказа . Операция должна быть осуществлена, будучи ограниченной во времени…» Миттеран, чувствуя опасения министров, попытался оправдать принятое решение, сославшись на угрозу победы в Руанде этнического меньшинства и даже на некие планы создания «Тутсиленда» в составе Уганды, Руанды и Бурунди, реализация которых станет роковой для процесса демократизации в этих странах. В то же время он отказался от своей прежней односторонней трактовки событий, признав, что убийство Хабьяриманы, ставшее причиной «межэтнической резни… возможно, было оплачено экстремистами хуту». Чтобы успокоить колеблющихся, президент подчеркнул: «Наше вмешательство должно осуществляться с крайней осторожностью. Наши солдаты не должны слишком рисковать. Единственная наша цель – спасение жизней».

Главной проблемой, которая серьезно беспокоила французских лидеров, было негативное отношение РПФ к планировавшейся интервенции. На заседании правительства 22 июня Жюппе заявил: «Враждебность РПФ нашей операции должна быть преодолена». С этой целью он командировал двух дипломатов, в том числе Марло, в Кампалу на встречу с представителями РПФ, а сам собирался лично встретиться с «одним влиятельным членом этого политического движения». «В любом случае, – утверждал министр, – РПФ, если он победит в Руанде, будет нуждаться во Франции».

Действительно, 21 июня Марло при посредничестве Уганды попытался вступить в контакт с людьми РПФ, однако взаимопонимания не получилось[1562]. Безрезультатно окончились и состоявшиеся 22 июня переговоры Жюппе с «влиятельным членом», которым оказался генеральный секретарь Фронта Теожен Рудасингва, и сопровождавшим его Бихозагарой[1563], где присутствовали также представители Елисейского дворца, премьер-министра, министерств обороны и кооперации. Рудасингва и Бихозагара категорически возражали против французского проекта, даже если его санкционирует ООН. «Французы поддерживали режим Хабьяриманы, – заявили они, – и те, кто сегодня устраивает резню, радуются их прибытию… Цели Франции – не гуманитарные. Если бы они были таковыми, она бы вмешалась раньше… начались уже несколько лет назад, и международное сообщество, в том числе Франция, об этом знало. Никто не прореагировал, когда раздавали оружие милиционерам, которые сразу же организовались в параллельную армию». «Нужно, – добавили представители РПФ, – позволить африканцам спасти себя самим». « хочет, – утверждали они, – заморозить ситуацию и дать второе дыхание противникам РПФ. Вместо того чтобы ввязываться в военную операцию, ей стоило бы использовать все средства, чтобы усилить МООНПР». Филипп Бодийон, представитель премьер-министра, попытался убедить эмиссаров РПФ, что с приходом к власти правительства Балладюра Франция стала проводить «новую африканскую политику». «Ваша интерпретация французских намерений в Руанде, – заявил он, – неправильная. Она противоречит тому, что было сделано за год. Французы не поняли бы, если бы наша интервенция не была гуманитарной. Времена меняются, ваша оценка нынешней французской политики находится под влиянием прошлого». В том же духе высказался и представитель кабинета министра обороны. Однако Рудасингва ответил: «…вы говорите об изменении политики Франции в Африке, но на самом деле в случае с Руандой ничего не изменилось».

Но как ни беспокоила французское руководство позиция РПФ, она в конечном итоге не стала непреодолимым препятствием ни для президента Миттерана, ни для СБ ООН. В тот же день, 22 июня, правительство еще раз собралось в узком составе под председательством главы государства, чтобы обсудить практическую реализацию военно-гуманитарной интервенции. На нем Миттеран развивал идею проведения операции «в стиле удара кулаком»[1564]. Он признал: «Нашего вмешательства, кажется, не желает никто, даже те, кого мы хотим спасти», имея в виду тутси, и тут же многозначительно добавил: «Без сомнения, они [тутси] предпочитают, чтобы не было свидетелей их победы». Выслушав сообщение Леотара о развертывании операции, президент спросил министра обороны: «Эти приготовления, без сомнения, известны РПФ. Смогут ли они оказать нам военное противодействие в Руанде?», на что тот ответил: «Нет, не в ближайшее время». Получив такой утешительный ответ, президент попытался убедить и себя, и других, что повстанцы не посмеют и не сумеют дать французским войскам отпор. Он спросил у начальника генерального штаба: «У этих тутси умный и твердый военный руководитель. Как получилось, что трижды – год и два года тому назад – одно присутствие французской роты смогло отбить у них желание продолжать ? Конечно, она представляла собой сильное и дисциплинированное формирование, но как она смогла произвести такое впечатление?» Ланксад, однако, дал понять, что тогда ситуация была иная («ВСР были вдохновлены французским присутствием, и советы наших кооперантов придавали им решимость и энергию сдерживать РПФ»), а ныне существует реальная опасность того, что фронт рухнет, и тогда французы окажутся в правительственной зоне «с несколькими миллионами человек, бегущих в Бурунди и Заир». Миттеран не пожелал обсуждать такую перспективу, которая ему явно не нравилась, и перевел разговор на негативные политические последствия возможной победы РПФ: «Тутси, – заявил он, – установят военную диктатуру, чтобы утвердиться надолго. Диктатура, опирающаяся на 10 % населения, будет править с помощью новых убийств». Это свидетельствует, что стремление предотвратить захват власти Фронтом оставался одним из мотивов Елисейского дворца, хотя французские официальные лица всячески отрицали это в те дни. Другой вопрос, который весьма волновал президента и правительство, – критическая позиция СМИ: «Неделю назад, – жаловался Миттеран, – все хотели немедленного вмешательства. Теперь все наоборот. Пропаганда РПФ в Брюсселе очень эффективна, а наивность дипломатов и журналистов приводит в отчаяние». Жюппе ответил: «…если мы добьемся успеха, тогда будут восхвалять наше мужество, но если… после нашего ухода осложнится, мы окажемся виноватыми. Нужно, чтобы все поняли, что речь идет о спасательной операции». Президент добавил: «Не нужно избегать осуждать геноцид, совершаемый хуту. Их охватило безумие после убийства президента Хабьяриманы» (курсив мой. – И. К.).