24 июня в Гоме высадились первые сенегальские военнослужащие[1590], а французы значительно расширили зону своих действий. Часть отряда парашютистов № 10 под командованием подполковника Жана Реми Дюваля (Диего) из состава КСО была переброшена по воздуху в Кибуйе. Одновременно группа морских коммандос «Трепель» под командованием капитана 2-го ранга Марэна Жийе, также из состава КСО, произвела разведку на машинах в направлении Кибуйе вдоль озера Киву[1591]. Утром коммандос прибыли в Рвесеро, где местные жители оказали им «чрезвычайно горячий прием, приветствуя их французскими флагами и букетами цветов», а затем в лагерь беженцев хуту в Кирамбо, где их встретили более настороженно[1592]. Вечером они вернулись в Заир, так и не доехав до Кибуйе. «В течение дня, – вспоминает Жийе, – мы видели многих людей, у которых радость соединялась с тревогой. Зато мы не обнаружили никаких следов сражения или резни и не встретили ни одного воинского соединения»[1593].

Одновременно подразделения 1-го полка парашютистов морской пехоты провели разведку на юг в сторону Бугарамы вблизи бурундийской границы, дойдя до прихода Мибилизи, и на восток в направлении Гиконгоро и Бутаре. В тот же день Временное правительство приняло декларацию о поддержке операции «Бирюза». Вечером министры иностранных дел и обороны Бикамумпака и Огюстэн Бизимунгу встретились севернее Чьянгугу с Розье и обратились к нему с просьбой о поставке снарядов для 105-миллиметровых пушек. Розье, однако, ответил, что в нынешних обстоятельствах такая поставка будет «иллюзорной»[1594].

Уже 24 июня французские парашютисты обнаружили первое массовое захоронение тутси в Шанги[1595], где 18 апреля было убито около 4 тыс. человек[1596]. Тогда же Тозэн вызвал к себе префекта Чьянгугу и приказал ему разобрать блокпосты и разоружить милицию; свой разговор он закончил словами: «Запомните мои приказы»[1597]. Со следующего дня французские патрули в Чьянгугу стали вести себя по примеру Тозена. Корреспондент France-Press рассказал, что 25 июня в районе Камембе, севернее Чьянгугу, французский отряд из восьми человек, патрулировавший дорогу вдоль озера Киву, встретил одного гражданского, вооруженного гранатой. «Французский военнослужащий спросил его: “Эй, ты, ты – солдат?” Мужчина… ответил, что нет. “Тогда отдай ее мне. Не дело гражданскому носить гранату”, без каких-либо возражений. Перед тем как продолжить путь, французский патруль сделал ему финальное предупреждение: “Мы собираемся часто приезжать сюда и не хотим видеть здесь никаких людей и никаких блокпостов. Понятно?”»[1598]

Попытки французов ликвидировать блокпосты в Чьянгугу и разоружить население, а также обнаружение ими первого массового захоронения тутси дали первую трещину в их отношениях с местной администрацией и милицией 25 июня СТМК попыталось успокоить встревоженных хуту. Ведущие повторяли, как заклинание: «Мы считаем, что французские войска… пришли остановить убийства, а не открывать захоронения»[1599]; «Французы сказали, что они примчались на по мощь… они никогда не говорили, что явились проводить расследования»[1600]; «Мы думаем, что французы не пришли проводить расследования»[1601]; «Я еще раз повторяю, что французы пришли не для того, чтобы проводить расследования, но оказать помощь уцелевшим»[1602]. Ведущие обрушились также на корреспондента МФР Жана Элена, распространившего информацию о массовом захоронении в Чьянгугу[1603]; они обвиняли его в том, что он «дискредитирует нашу профессию»[1604]. Бемерики утверждала, что эти могилы были вырыты тутси, сообщниками РПФ, которые бросили туда тела хуту, предварительно зверски искалечив их, и призвала жителей Чьянгугу воспрепятствовать возвращению Элена в Заир[1605]. Она также попросила слушателей не только распевать «Да здравствует Франция!», но подходить к французам, завязывать с ними дружеские отношения, зазывать их на обед и «разъяснять проблему хуту и тутси в Руанде», а официальных лиц – «приглашать французов к себе домой, выпивать с ними по стаканчику, ездить с ними в машинах и, пользуясь этой возможностью, рассказывать о зловредности иньензи и их сообщников»[1606]. А 27 июня Нкурунзиза заявил в эфире: «По слухам, которые доходят до нас, эти друзья, которые пришли к нам на помощь (т. е. французы. – И. К.), будто бы приступили к разоружению населения. Следовательно, если эта информация верна, если они разоружают людей и разбирают блокпосты, ну что ж… правительство должно принять соответствующие меры, чтобы избежать того, что могло бы вызвать трения между нами и нашими друзьями»[1607].

Но в выступлениях журналистов также начали звучать угрожающие нотки. 27 июня Хабимана предупредил «друзей»: «Они [французы] впервые пришли в Руанду и увидели руандийцев, но они ничего не знают об этнической истории страны с непрекращающейся до сегодняшнего дня борьбой за власть между хуту и тутси. Они многого не знают. Поэтому они должны быть внимательны, потому что могут причинить нам беспрецедентные неприятности, если будут так себя вести. Пусть они оказывают помощь хуту, тутси и тва, но пусть они прекратят требовать ликвидации блокпостов. Если французы… будут разбирать наши блокпосты… совершенно очевидно, что мы вступим с ними в конфликт и что война примет иной оборот. Мы не хотим этой войны, но, ради Бога, пусть французы оставят в покое стволы наших деревьев, которые лежат на дорогах, ибо мы знаем, какую службу те нам сослужили. Пусть они оставят нас в покое и выполняют всю миссию помощи людям, попавшим в беду»[1608]. «Французы могут приходить, – заявил он в тот же день, – но только с гуманитарными целями. Не нужно, чтобы они создавали препятствия в войне, которую мы ведем против инкотаньи, такие, как ликвидация блокпостов. Слишком хорошо известно, что если мы их ликвидируем, то инкотаньи могут немедленно просочиться, начать стрелять тут и там и в результате заявят… о захвате всей страны»[1609].