Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Механизм этого явления заключается в том, пояснял в 1915 г. видный экономист М. Туган-Барановский, что военные расходы во время войны покрываются «путем соответствующего вычета из народного богатства…»[2242], а не за счет текущего народного дохода, как утверждал Н. Прокопович[2243]. Наоборот «народный доход» во время войны образуется за счет расхода накопленного ранее национального капитала. «Практически важным для войны экономическим моментом, — подтверждал этот факт в 1912 г. П. Струве, — является только богатство страны, т. е. степень накопления в ней капитала в вещной и денежной форме…»[2244]. Финансирование войны осуществляется за счет расходования «реального национального капитала», подтверждал в середине 1917 г. видный экономист З. Каценеленбаум, во всех случаях он «будет непроизводительно израсходован»[2245].
Однако даже всего накопленного богатства оказалось недостаточно для покрытия военных расходов, даже у самых богатых стран, и они были вынуждены обратиться к масштабным займам «у будущих поколений». Первая мировая, замечал в этой связи У. Пэйдж, привела к таким «огромным долговым обязательствам на будущее, что изменит финансовые отношения всего мира…»[2246]. Ноша этих долгов будут настолько непосильна для европейских стран, что для своего выживания, указывал в 1918 г. видный экономист А. Богданов, они будут вынуждены «ликвидировать, путем налоговых переворотов или государственных банкротств, огромную задолженность, возлагающую на массы бремя непосильной дани разросшемуся паразитическому рантьерству»[2247].
Эти налоговые перевороты произойдут во всех развитых странах, прежде всего, в виде введения высоко прогрессивного налогообложения на доходы, имущество и наследство[2248]. Например, отмечает Т. Пикетти, во Франции самая высокая ставка подоходного налога, введенного в 1914 году составляла всего 2 % в 1920 г. она была повышена до 50 %, а в 1925 г. до 72 %, с учетом введенного в 1920 г. 25 % налога на холостяков и бездетных, совокупная налоговая ставка достигала в 1925 г.–90 %[2249]. «Особенно поражает тот факт, — добавляет Пикетти, — что решающий закон от 25 июля 1920 года, который поднял ставку до 50 %…, был принят одним из самых правых созывов за всю историю республики… Этот полный разворот депутатов, находившихся в правой части политического поля, разумеется, объяснялся отчаянным финансовым положением страны после войны»[2250].
Англия — величайшая мировая империя того времени шла тем же путем, что и ее континентальная соседка. Самая богатая страна мира, практически не пострадавшая от мировой войны — Америка вводит конфискационные налоги на чрезмерные доходы и наследства, в 1919–1922 гг. высшая ставка налога на доходы доведена до 70 %, а на наследства — в 1937–1939 гг.
Дж. Кейнс назвал этот период западной истории — эпохой «эвтаназии рантье»: «мир рантье, существовавший до Первой мировой войны, рушился, и никакого другого политического решения, которое позволило бы преодолеть тогдашний экономический и бюджетный кризис, просто не было»[2251]. Одна часть доходов и собственности рантье была национализирована через инфляцию, другая через налоги.
Размеры национализированных и уничтоженных частных капиталов, определялись степенью вовлеченности страны в мировую войну, т. е. уровнем экономической мобилизационной нагрузки. Именно поэтому Франция и Германия («страны линии фронта»[2252]) потеряли примерно половину своего частного капитала, а «периферийная» Англия всего — треть (Гр. 9).
Гр. 9. «Эвтаназия рантье» после Первой мировой войны: стоимость частного капитала в % к национальному доходу, по Т. Пикетти[2253], по России оценка автора[2254],[2255]
В России процесс «эвтаназии рантье» — уничтожения частного капитала зашел гораздо дальше и принял по настоящему радикальные формы. Тому были три основные причины, которые заключались:
I. В крайней бедности России капиталами. О значении капитала, в своей книге «Будущая война…» видный финансист И. Блиох предупреждал уже в 1898 г.: «Чем богаче страна, чем лучше во время войны живет население, тем больше у нее средств, как на ведение войны, так и на то, чтобы отправиться от ее последствий»[2256]. «Чем богаче страна, — подтверждал в 1915 г. М. Туган-Барановский, — чем большими капиталами она обладает и чем быстрее идет в ней образование капиталов, тем легче может она покрывать расходы, вызываемые войной…»[2257].
Особенностью России, с этой точки зрения являлся тот факт, отмечал ген. А. Гулевич еще в 1898 г., что ее «государственное хозяйство… всегда испытывало большой недостаток в денежных средствах в военное время, неустойчивость финансового устройства и трудность в пользовании государственным кредитом, вследствие бедности страны капиталом составляет отличительные черты ее хозяйства…, что не может не являться с военной точки зрения элементом весьма неблагоприятного свойства»[2258].
В 1913 г., по подсчетам британского журнала Economist, по размерам национального богатства в 120 млрд руб. Россия не слишком уступала другим Великих Державам. Например, у Франции оно достигало 130 млрд, у Англии — 180 млрд, у Германии — 160 млрд и только у США–460 млрд[2259]. «Все русское национальное богатство расценивается в сумму не свыше 120 млрд. рублей, — комментировал эти цифры видный представитель либеральной деловой среды А. Бубликов, — Как ни распределяй, но когда на душу приходится всего 650 рублей, то нищета не устранима…»[2260].
Но даже эти цифры, по мнению исследователя экономики того периода П. Шарова, не отражали положения России, поскольку из всего ее национального богатства только 37 % представляло собой чистое накопление труда, а 63 % относилось к «дарам» природы — естественным богатствам страны: «Накопления чистого окристаллизованного труда было чрезвычайно мало»[2261]. «В чем основа страданий России? Только в колоссальном недопроизводстве», — подтверждал в 1918 г. А. Бубликов[2262].
Все говорит о «бедности России капиталами, — констатировал С. Витте, — Недостаток капиталов в России свидетельствуется совершенно отчетливо всеми данными»[2263]. По оценке С. Витте, по сумме движимых ценностей[2264], на душу населения Россия, отставала от передовых стран Запада в 10–30 раз[2265]. «Теперь уже совершенно несомненно, что европейская война была нам не по средствам, — приходил к выводу в декабре 1916 г. С. Прокопович, — Мы платим теперь за недостаточное внимательное отношение к развитию производительных сил в прошлом»[2266].
II. В крайнем перенапряжении усилий России в мировой войне: расходы России на участие в войне значительно превышали ее материальные возможности, как в абсолютном, так и в относительном измерении. Об этом говорит показатель экономической мобилизационной нагрузки, который для России оказался в 1,5 раза выше, чем для Франции и Англии, и более чем в 2 раза превосходил абсолютные возможности России