Конечно, речь здесь шла о возмездных реквизициях и экспроприациях. И большевики, придя к власти, так же были сторонниками выплаты компенсаций за национализированную собственность: «Революция была бы, вероятно, более гуманной, если бы пролетариат имел возможность «откупиться от всей этой банды», как выразился некогда Маркс, — писал Троцкий, — Но капитализм во время войны возложил на трудящихся слишком великое бремя долгов и слишком глубоко подорвал почву производства, чтобы можно было серьезно говорить о таком выкупе, при котором буржуазия молчаливо примирилась бы с переворотом. Массы слишком много потеряли крови, слишком исстрадались, слишком ожесточились, чтобы принять такое решение, которое им было бы не под силу экономически»[2321].

Слова Троцкого подтверждали оценки, сделанные еще в период Временного правительства, когда вопрос о земельной реформе стал вопросом революции. Тогда, оценивая предложения по выкупу за счет государства помещичьей земли, проф. Ц. Каценеленбаум подсчитал, что «общая сумма компенсации равнялась бы 5 млрд руб.»[2322]. Т. е. примерно 1,5 годовых бюджета Российской империи 1913 г. Но «государство находилось на краю банкротства и Россия, — по словам лидера эсеров В. Чернова, — была обязана либо отказаться от земельной реформы, либо провести ее без выкупа»[2323].

Кроме этого «после завершения выкупа казне пришлось бы выплачивать 300 млн. руб. годовых процентов по старым и новым долгам»[2324]. В настоящее время, комментировал В. Чернов, крестьяне платили дворянам около 300 млн. руб. в год за аренду, после реформы помещики получали бы те же 300 млн. руб. в год, но под другим названием[2325]. «Разве для этого мы боролись десятки лет? — заявляли крестьяне, — Разве для этого мы делали революцию?»[2326]

Безвозмездную национализацию начало именно первое — либерально-буржуазное Временное правительство: всего через две недели после своей Революции (17 марта), оно национализировало собственность царской семьи: «Удельные имущества, предприятия и капиталы признаны Временным правительством за национальное достояние»[2327].

Газеты тех дней подсчитывали «личное богатство Романовых. Так, например, самому царю принадлежало одной земли в России 42,5 млн. десятин, да уделам 8 млн., будто бы царь Александр II по освобождении крестьян, которых было у него лично 4 млн., получил с казны выкупных 48 млн. руб. Одним словом, как говорит «Русское слово» (самая массовая газета того времени), — «у самого бедного народа Европы были самые богатые цари»[2328].

И здесь Временное правительство не было оригинальным, во время всех буржуазных революций и французской, и английской победители национализировали сначала земли и имущество церкви, а затем короны… Окончательную черту под разрешением вопроса собственности подводила гражданская война, следствием которой была конфискация собственности побежденных врагов. Характерной чертой всех буржуазных революций был раздел и немедленная реприватизация конфискованной, собственности между правящей и военной элитой победителей. При этом использовались различные механизмы от прямой раздачи, до продажи за символическую цену. Одним из основных итогов любой буржуазной революции был передел не только власти, но и собственности.

Юридическое право этой национализации базируется на том, что в период революции она обладает правом «первичной легитимности», поскольку любые юридические права и нормы привязаны к определенному механизму хозяйствования, который в указанные моменты перестает действовать, а следовательно, прекращает действие и соответствующее право. Указывая на эту данность, Деникин отмечал, что: «Революция с точки зрения государственного строительства есть разрыв непрерывности (переход «порядок — хаос»). В это время утрачивает силу старый способ легитимации власти»[2329] и в той же мере — собственности.

В результате, после революции происходило не возвращение старого права собственности, а установление нового. Примером здесь может являться период буржуазных революций в Англии и Франции, когда произошел переход от традиционного, феодального отношения к собственности, которое Т. Гоббс охарактеризовал, как: «отсутствие собственности, отсутствие владения, отсутствие точного разграничения между моим и твоим»[2330], к гражданскому — «естественному» частному праву собственности.

* * * * *

Национализации частной собственности в России способствовала еще одна из ее особенностей, резко отличавшей ее от стран Запада: «Русскую революцию сравнивают с французской. Не говоря о бесчисленных прочих различиях между ними, достаточно назвать одно, — отмечал М. Вебер, — Даже для «буржуазных» участников освободительного движения собственность перестала быть священной и вообще отсутствует в списке взыскуемых ценностей»[2331]. «Русский народ, — подтверждал Н. Бердяев, — не знал римских понятий о собственности»[2332].

Отношение русской цивилизации к собственности выковалось в особенностях ее непрерывной борьбы за выживание. Собственность, даже у высших сословий России не обладала абсолютным приматом, и всегда была подчинена мобилизационным нуждам государства, выраженным в воле монарха. «Состояние не дает русским дворянам тех преимуществ, с коими оно обычно сопряжено в иных краях…, — подчеркивал этот факт еще Н. Тургенев, — В России человека определяет его чин… Именно поэтому русские более чем, кто-либо равнодушны к состоянию и даже заслугам. Ежедневный опыт убеждает, что милости государя важнее того и другого»[2333].

«У русских понятие о частной собственности выражено менее отчетливо, чем у римлян и европейцев…, — подтверждал немецкий философ В. Шубарт, — между моим и твоим у русских нет столь строгой границы, как у последних»[2334]. Наиболее отчетливо это различие проявлялось в отношении к земле: «В то время как за границей национализация земли имеет характер радикальной реформы, — отмечал в 1897 г. «Энциклопедический словарь» Брокгауза и Эфрона, — в России она поддерживается не только либеральными органами печати, но и самыми консервативными…»[2335].

«Крайнее правое крыло этого (черносотенного) движения, — подтверждал товарищ министра внутренних дел С. Крыжановский, — усвоило себе почти ту же социальную программу и почти те же приемы пропаганды, какими пользовались партии революционные. Разница была в том лишь, что первые обещали массам насильственное перераспределение собственности именем самодержавного царя, как представителя интересов народа и его защитника от утеснения богатых, а вторые — именем рабочих и крестьян…»[2336].

Земля крестьянам

Главное, весь 100-миллионный народ в один голос скажет, что он желает свободы пользования землей, то есть уничтожения права земельной собственности.

Л. Толстой — Николаю II, 1902 г.[2337]

Вопрос национализации земли, требует, прежде всего, ответа на вопрос: откуда она вообще взялась у дворян?

Помимо жалования за службу, одним из основных истоков крупного дворянского землевладения стала своеобразная «дворянская революция», которая началась с опричнины И. Грозного. Основная цель последней заключалась в мобилизации (централизации) государственной власти, без чего выживание и развитие государства было невозможно. «В каждом сильном народе в периоды, когда он вступает в борьбу со своими соседями, развиваются внутренние процессы, ведущие его к сильной центральной власти, —