В ящике под хлебницей я нашла свечи и спички. Достаточно много, чтобы пропажу парочки не заметили. Не придется пробираться обратно в темноте. Подумав, я отыскала бумажный пакет и сложила в него немного продуктов. Хлеб, сыр, несколько кусков шоколада. Хорошо бы достать воды, но пропажу кувшина точно заметят. С водой придется что-нибудь придумать. Ко всему прочему я сунула в пакет еще и нож. На всякий случай.

Пора было уходить.

Хантер, Алан и Кристина наверняка скоро поймут, что я сбежала, и наверняка явятся сюда. Сестры испугаются, их мужья проверят дом от и до и даже, возможно, найдут следы моего визита. Но вряд ли обнаружат потайной тоннель в заброшенный дом, никак не связанный с семьей Кордеро.

А когда они смирятся с моим побегом, когда научатся жить как прежде…

Из столовой, примыкающей к кухне, донеслись неторопливые шаги. Я тенью метнулась в кладовку и едва успела закрыть за собой дверь. Экономка пришла? Но я не слышала, чтобы кто-то входил. Сестры проснулись? Или их разбудил детектив Ренсом и они начнут обыскивать дом до того, как я успею уйти?

Неожиданно для себя я разволновалась. Последняя мимолетная встреча с сестрой (которую даже встречей-то назвать было сложно) закончилась обмороком и истерикой. Я не была уверена, что сдержусь, если увижу ее так близко.

– Что, птичка попалась в клетку? – фыркнула Хейвен из темноты кладовой.

Я стиснула зубы. Нельзя с ней говорить. Нельзя себя выдать.

Я должна помнить, что Хейвен не слышит никто, кроме меня.

– Сейчас тебя найдут и навечно отправят в психушку. Ну, как навечно? Лет на пять, ты все равно дольше не проживешь. Зачем ты пришла сюда, Ким? Ты им не нужна. Они с радостью избавились от тебя, неужели ты так и не поняла? Как только ты исчезла, твоя средняя сестра вышла замуж за человека, которого якобы ненавидела. А старшая обзавелась еще и ребенком…

– Что? – не выдержала я и тут же зажала себе рот рукой.

Но, к счастью, тот, кто зашел в кухню, ничего не услышал.

Я стояла в темноте среди полок, заставленных банками, коробками и свертками, молясь, чтобы никому не пришло в голову достать что-то из кладовой. В крошечную щелочку я рассмотрела Нину – нашу экономку – и без сил опустилась на пол. Нина непременно заглянет в кладовую, просто не может не заглянуть. И тогда для меня все кончится.

Когда глаза привыкли к темноте, я осторожно, чтобы ничего не задеть, заползла в пространство между полками в надежде, что свет из открывшейся двери до меня не достанет и Нина не заметит.

Ее шаги прозвучали совсем близко, и я затаила дыхание. А Хейвен словно сошла с ума:

– Сейчас любимые сестрички тебя найдут и накажут. Думаешь, они забыли, что ты с ними делала? Думаешь, Кайла и Кортни не помнят, как ты играла? Как убила меня? Как заперла Кортни в гробу вашего отца? Думаешь, они примут тебя с распростертыми объятиями? О, Кимми, им совсем невыгодно, чтобы ты вернулась. Помнишь детектива Портера? Ты ведь даже не помнишь, что его убила не ты.

Дверь кладовки открылась, но я даже не заметила, все мое внимание было приковано к Хейвен.

– Что такое, Ким, ты удивлена? Детектива застрелила Кортни, Ким. А ее муженек, в которого ты так влюблена, свалил все на тебя. Чтобы его обожаемую лгунью не посадили. Тебе ведь уже все равно. Убийством больше, убийством меньше. А ты и не знаешь…

Экономка вышла, закрыв дверь, и я выдохнула. Хейвен замолчала, довольная произведенным эффектом. Я действительно не помнила, как убила детектива, зато знала, что он числится в списке моих жертв.

Но в нем не числится папа.

Не знаю, сколько я просидела в кладовке. Час, может, чуть больше. Но вышла, лишь когда убедилась, что Нина давно ушла и ничего не оставила на плите. От ароматов, наполнивших кухню, заболел желудок. Блинчики, омлет с сыром и помидорами, маринованное мясо на пышном хлебе с коронным ореховым соусом. Я внимательно осмотрела кухню, но не нашла никаких остатков роскошного завтрака.

И вдруг поняла, что он еще не закончился.

Так и не сумев преодолеть соблазн, я осторожно заглянула в столовую, готовая, чуть что, бежать сломя голову. Как глупо будет, если после того, как экономка чудом не заметила меня в кладовке, кто-нибудь увидит, как я наблюдаю за их завтраком.

От увиденного перехватило дыхание. Сейчас я не сорвалась, я была готова к тому, что увижу людей, которые когда-то были мне семьей. Но все же видеть их так близко, тенью стоять в нескольких метрах и наблюдать со стороны…

Это было не так, как раньше. Не так, как когда я с ними играла. Тогда я была невидимым кукловодом, умело дергающим за ниточки. Сейчас – призраком, о котором никто не вспоминал.

Кайла. Красивая, дерзкая и веселая Кайла – старшая сестра, алхимик. Совершенная стерва, тусовщица и шлюха – такой она была в моих воспоминаниях. Но та Кайла куда-то исчезла, а вместо нее за столом сидела… мама? Мама девочки, такой похожей на нее. Девочка с аппетитом уплетала блинчики, а Кайла щедро делилась с ней самыми вкусными ягодами из собственной тарелки.

По другую сторону от девочки я увидела мужчину. Память услужливо подбросила смутные воспоминания: кажется, с ним у Кайлы был роман. От него она забеременела, отдала ребенка и потеряла возможность еще родить. Я умело это использовала.

Значит, Кайла нашла дочь?

И вернулась к ее отцу. И счастлива, судя по улыбке и беззаботному смеху.

Кортни.

За два года она прошла путь от ходячего сгустка эмоций до сдержанной и даже холодной леди. Та студентка колледжа магии, которая всем сердцем ненавидела Кордеро-холл, наше наследие и память об отце, сама превратилась в его подобие. А еще она ненавидела Герберта Уолдера – и об этом тоже забыла, получив состояние рода.

Герберт.

Друг отца. Поверенный семьи. Талантливый юрист с мертвой хваткой и отсутствием принципов. Когда-то я его любила. А потом – ненавидела. За то, как он насмешливо трепал крошку Кимми по голове и считал кем-то вроде домашней зверушки. За то, как смотрел словно сквозь меня, в любой толпе находя взглядом Кортни. За то, как защищал ее, оберегал, прятал от отца – и оставлял во тьме старого дома меня.

Он любил ее. С юности любил так сильно, как вообще может любить человек такого толка. И с тех пор, как Герберт ее полюбил, Кортни освободилась от папы.

Она, правда, этого совсем не ценила и сбежала – и за это я ненавидела ее еще сильнее.

От некогда могущественного колдовского рода Кордеро остались жалкие крохи. Две наследницы, их мужья и дочь, первые годы жизни проведшая в чужой семье. Достойный конец.

Но я смотрела и смотрела. Жадно ловя обрывки разговоров, всматриваясь в знакомые и в то же время новые лица. Чувствуя, как внутри разгорается то же пламя, что и раньше, толкает вновь стереть с их лиц улыбки, ощутить власть и заставить со мной считаться.