вести себя здесь осторожно, не выходить на открытую местность, не пользоваться легко пеленгуемыми устройствами, транслировать радиопередачи только пучками лучей и прямо вверх, к дружественным антеннам. Тойфель граф Лещинский – исключение: он вещает, будто и не думая о собственной безопасности, но явно использует какие-то хитроумные уловки, так как места трансляции безумных проповедей Лещинского выжигались уже семь раз – как видно, безрезультатно. Возможно, он просто тянет длинные кабели или оставляет передатчики с часовыми механизмами – но откуда бы он их взял, для экспедиции в глубь Ада Лещинский, как и любой другой У-менш, получил спутниковое радио для передачи рапортов, сжатых до миллисекундных шумовых пульсаций. Но Тойфель сам по себе – тайна. Впрочем, в последнее время тотальная охота на него была прекращена, по крайней мере, в части световых ударов. Его речи предпочитают внимательно слушать, ученые анализируют каждое слово. Может быть, он раскроет свои секреты.

Глейтшвиммер нес меня против течения Тора со скоростью более двадцати узлов. Изящно выточенная доска из моностекла с установленными серийными турбинными двигателями, гидродинамическим обтекателем изменяемой формы и двумя багажными отсеками скользила по поверхности вечно бурлящей воды, с гневной стойкостью проламывая всё новые валы грязного потопа и увлекая с собой меня, скрытого по пояс и прикрепленного к корпусу неэластичным ремнем комбинезона, миля за милей, через отвратительно теплые волны мутного разлива. И насколько охватывал взор, картина была одинаковой: взболтанная по всей ширине сплава гидролава воскрешала в памяти образы земных стихийных бедствий, чудовищный паводок, прокатившийся по обжитым и пустынным землям с цунами мусора, грязи и раздутых трупов животных – и я плыл через этот потоп к источнику гибели. Мрак скрывает меня, Тор маскирует меня, я в безопасности, я в безопасности… и, как ни странно, я чувствовал себя в безопасности – я был погружен в этот хаос, меня швыряло вниз, вверх и в стороны, вязкая мокрота чуждого мира окатила с ног до головы, но я избавился от страха, он сливался из меня с каждой новой милей, пройденной по руслу Тора, стекая в этот суп мерзости и бесследно теряясь в нем. Это уже свершилось, уже происходит, поэтому мне больше нечего бояться. Приговор вынесен. Аминь. Теперь каждая минута – это чудо.

После десяти часов безумного объезда разлива я вымотался, пришло время для первого ночлега. Я свернул к ближайшему островку, отключил глейтшвиммер и, выбираясь из прибрежной жижи, потащил его за собой. Островок покрывали бамбуковые губки: это переплетение тысяч очень длинных, гибких стеблей, которые вытягиваются из болота на десять, двадцать, тридцать метров вверх, а затем изгибаются, переплетаются между собой, образуя в итоге плотный войлок пористого органического вещества, непрерывно потрескивающего, раскачивающегося туда-сюда и стреляющего во все стороны спорангами в форме сюрикенов, от которых уже погибли два человека и один У-менш. Я зарылся в грязь, накрылся глейтшвиммером, высунул стержни аэратора, слизал с внутришлемной кормушки таблетку и уснул. Спал почти девять часов. Мне ничего не снилось, то есть никаких снов я не помню; мне никогда ничего не снится. Спустив скутер на воду, я двинулся дальше. И не был это ни рассвет, ни вечер, когда ложился я на свое вампирское ложе, – одна лишь тяжесть серого накрывшего меня небосклона; без ноктостекол, и сейчас и тогда, я видел бы только безлунную, беззвездную ночь. Мрак – это целая вселенная, кроме нее нет ничего.

Миновав первый ориентир (микрозэлверк передатчика, вживленный мне вместе с самим передатчиком в кость левого предплечья, сообщил об этом хриплым басом майора Блока), я записал и отправил через антенну глейтшвиммера доклад, состоящий фактически из одной фразы: «Все по плану». Неужели на Клине с нетерпением ждали каждого моего слова? Мне легче было представить, как Мунди и Гасп, узнав о моей смерти, пожимают плечами, после чего отправляют в Ад очередного наивного парня с «Геринга». Им важна информация, тайны Лещинского, – а как еще к ним подобраться? Можно только рассчитывать на болтливость отшельника. Или просто похитить и придушить. Убить? Чтобы не допустить перехвата его секретов противником? Так сказал Мунди, но Гасп даже слышать об этом не хотел. Но то, что Фульке писал о торге… Здесь ничего не ясно до конца. Подозрения, подозрения… Блок запнулся и пробормотал, что у нас есть свой человек среди русских. Была ли в донесениях этого предателя информация о других посланниках – американских, японских, русских, – направленных в Ад с полномочиями вести переговоры с Тойфелем? Казалось бы, первое, что должен был сделать Лещинский, избавившись от детонатора, – это сбежать к янки. Но нет. Он не хочет. Он застрял в этих джунглях. А что те ему предлагали? Свободу, конечно, свободу на Мраке. Что еще? В принципе здесь мало что можно предложить. Неизвестно, сколько их ушло; Фульке утверждает, что никто не вернулся. Последовательность событий, вероятно, была такая: передачи Дьявола – охота лазерами – давление ученых – конец охоты – первые эмиссары. Может быть, даже кто-то пытался связаться с ним по открытому каналу, на волне Лещинского. Все безрезультатно. Вряд ли я был первым отправленным к нему эмиссаром из Клина, наверняка передо мной были другие, возможно, даже целая карательная экспедиция, кто знает, – а когда сообразили, что это не работает, придумали эту комбинацию с известным им только по фамилии и личным данным геринговцем в главной роли. Они и впрямь рассчитывают, что это прокатит? Майн Готт, это ловушка в ловушке, тройной маневр, ведь Блок мог вживить в меня и самодетонирующую микробомбу, нет никакой возможности проверить это – вандельштернфюрер, не считаясь с Гаспом, превратил меня в самонаводящийся снаряд – я иду на смерть – я уже мертв – я должен притворяться беглым У-меншем, впрочем, почему притворяться, чем я, в сущности, отличаюсь от него – я недочеловек – я недочеловек – я мертв. Да. Да. Страха больше нет.

– Зеленая линия, – прошептал мне Блок, и я пристал к левому берегу Тора. Конец первого, относительно легкого этапа путешествия, здесь начинается зона кровавых тотемов, пора повернуть на север. Я снял шлем, стянул скафандр. Под ним у меня был полевой комбинезон У-меншей. Теперь нужно бросить и закопать все, что может меня разоблачить: то есть сначала сам глейтшвиммер, потом скафандр, сверхнормативные запасы провизии, запасную спутниковую антенну… Я смогу вернуться к ним, если первая вылазка не даст результата. Я отправил еще один рапорт. Отныне с этим будет хуже: передатчик, который я забираю – потому что мне придется все-таки его взять, – замаскирован под обычную металлическую миску, из нее можно есть растворенные в