— Странная личность этот управляющий трестом. С одной стороны, вроде бы отличный руководитель, всегда в передовиках, на гребне, так сказать, а с другой… Судя по фельетону — самодур и волюнтарист. Выходит, у него ещё есть третья ипостась.

— Может, возьмём его в оборот? — предложил Кичатов. — Он должен вернуться из Москвы не сегодня-завтра. Вызовем, допросим, а?

— Я бы с этим не торопился, — подумав, ответил Чикуров. — Что мы ему предъявим? «Дипломат»? А он скажет, что просили передать. От кого? Варламов поручил, мол, принять от неизвестного мне человека… Варламов-то мёртв!

— А его пальчики на купюрах и перстне?

— Скажет, что заглянул в «дипломат» просто из любопытства… Нет, по-моему, надо сначала узнать, что за птица Блинцов, и копнуть поглубже. Чует моё сердце, тут будет над чем потрудиться работникам уголовного розыска и ОБХСС. И вот тогда…

— Наверное, вы правы, — согласился Дмитрий Александрович.

Чикуров сел на место, озабоченно обхватил лоб пятернёй.

— Чего зажурились, Игорь Андреевич?

— Получается, что в данный момент мы остались здесь без рук и без ног,

— невесело улыбнулся Чикуров. — Я имею в виду наших оперов.

— Латынис прилетит завтра, — сказал Кичатов. — А может, попросить в группу ещё работников уголовного розыска? Дело вон как растекается по городам и весям! Москва, Барнаул, Алма-Ата… И что ещё выскочит, неизвестно.

— Да, невод мы забросили во многие места. Но будет ли толк, если наша группа начнёт разбухать? Я в этом не уверен, Дмитрий Александрович. Количество не всегда перерастает в качество! — Чикуров снова встал, подошёл к окну.

Дождь сеял и сеял, не переставая, а туман, как показалось ему, ещё более сгустился. Игорь Андреевич вспомнил свои размышления на утренней дороге в горуправление милиции и вслух произнёс:

— Блуждаем мы с вами, подполковник, в тумане… Понимаете, нет путеводной идеи! Поэтому и мечемся пока, нет целенаправленных действий.

— Зачем так пессимистично? — улыбнулся Кичатов. — Я думаю, на вас плохо действует сегодняшний дождь. Безнадёгу нагоняет.

«Может, я и впрямь кисну из-за погоды? — подумал Игорь Андреевич. — Ведь это вполне естественно, что нет пока ощутимых результатов: следствие идёт всего ничего».

И все же на душе у него было неуютно. Как всегда, когда дело буксовало.

С утра на следователей обрушился шквал звонков из Москвы.

Сначала из правления Союза художников СССР. На фотографии утопленника с бородой, которого обнаружили в море 24 октября, узнали Феодота Несторовича Решилина, художника, вокруг имени которого давно уже бушевали страсти: одни возносили его творчество чуть ли не до небес, другие ругали почём зря. Чикуров тоже о нем слышал, и даже как-то Надежда хотела вытащить его на вернисаж Решилина. Но Игорь Андреевич был очень занят и на выставку пойти не смог.

— Ну, Дмитрий Александрович, держитесь, — предупредил он коллегу. — Решилин — даже не замминистра!

И действительно, после сообщения из Союза позвонили из Худфонда, спрашивали, когда и где можно забрать тело знаменитого живописца. Похороны должны были быть очень пышными и торжественными.

Затем зашевелились центральные газеты, информационные агентства. Всем нужны были подтверждения о гибели художника, подробности. Чикуров отвечал уклончиво: идёт, мол, следствие, а посему ничего более сообщить нельзя. Прорвался к ним даже работник посольства западной страны. По его словам, Решилин взялся рисовать портрет посла и даже получил аванс. Разумеется, в валюте. Что, мол, теперь делать? Игорю Андреевичу пришлось дипломатничать, заверив в конце концов, что все сведения о художнике тот получит через соответствующие каналы. Хотя и сам толком не знал, что это за каналы и вообще как действовать в данном случае.

Наконец позвонил Вербиков, начальник следственной части Прокуратуры республики. Чикуров доложил ему о том, как идёт следствие, и, в частности, передал разговор с иностранцем.

— Правильно ты ему ответил, — одобрил действия следователя Вербиков. — Но смотри, на тебя теперь как бы направлен прожектор!

— Вот спасибо, утешили, — кисло улыбнулся Чикуров. — Да и то, подумать только: заместитель министра, известный киноартист, а теперь ещё и Решилин!

Вербиков пожелал Игорю Андреевичу успеха и попросил регулярнее, чем прежде, держать его в курсе.

А в Южноморске шёл дождь. Погода была явно нелётная. Беспокоясь о Латынисе, Кичатов позвонил в аэропорт, и там сказали, что во второй половине дня, возможно, начнут принимать самолёты.

— Я уверен, Ян Арнольдович пробьётся, — с улыбкой заверил подполковника Чикуров.

И действительно, около пяти часов открылась дверь, и на пороге возник Латынис. Игорь Андреевич представил его Кичатову.

— Слава богу, наконец познакомились лично, — сказал подполковник. — А то все по телефону докладывали.

— Главное, Дмитрий Александрович, было бы что, — с улыбкой произнёс майор, делая ударение на последнем слове.

— А есть? — поинтересовался Кичатов.

— Так точно. Новости свеженькие, можно сказать, тёпленькие ещё, — ответил Латынис. — И касаются вашего запроса насчёт нераскрытых ограблений сберкасс, инкассаторов и так далее.

— Выкладывайте, выкладывайте, — оживился Кичатов.

Да и Чикуров приготовился, что говорится, слушать в оба уха.

— Подняли в министерстве архивы. Ориентировались на то, что деньги из чемодана Варламова, которые с плесенью, выпущены в тысяча девятьсот восемьдесят втором году. Было два предположения. Первое, что деньги из тех, которые грабители взяли у инкассаторов, вёзших выручку из аэропорта Домодедово…

— Так ведь номера купюр из чемодана идут один за одним! — воскликнул Кичатов. — А в кассах аэропорта номера на банкнотах совершенно хаотичны!

— Вот поэтому эту версию сразу же отмели, — кивнул Ян Арнольдович. — Второй вариант — ограбление кассы одного из металлургических комбинатов. Деньги предназначались для зарплаты рабочим и служащим, привезли их из банка… А сегодня утром, прямо перед отъездом во Внуково, я заскочил в министерство. Ну просто как чувствовал! Меня, оказывается, разыскивал коллега из Главного управления угрозыска. Он работал по делу, которое так и осталось нераскрытым. Вот оно в общих чертах. Представьте себе областной центр, окраина, сберкасса…

— Ага, все-таки сберкасса! — Кичатов кинул на Игоря Андреевича победный взгляд. — Извините, Ян Арнольдович, что перебил. Слушаем.

— Зима, февраль, — продолжил Латынис. — Мороз стоит, вьюга, в такую погоду, как говорится, даже хозяин собаку во дворе не оставит. Посетителей в сберкассе никого. И вдруг заходит женщина. В жалком пальтишке, стоптанных сапожках, укутанная платком так, что только одни глаза видны. Протянула кассирше лотерейный билет, рубль выиграла. Спрашивают: деньгами возьмёте или новые билеты на счастье купите? Рубль взяла, вышла и тут же вернулась с бутылкой кефира и булкой. Попросилась погреться… У нас ведь народ жалостливый. Почему бы и нет? Грейся! Заведующая, кассирша и контролёрша разговорились с ней. Женщина назвалась Катериной, Катей. Работницы сберкассы чай себе вскипятили, предложили и Кате стаканчик. Та взяла, уж так благодарила, чуть ли не в слезы ударилась. Ей говорят: жарко ведь, сними платок. Нет, говорит, не могу, увидите меня, испугаетесь. Слово за слово, поведала Катя женщинам свою душераздирающую историю. Сама она, мол, деревенская, и вот в позапрошлом году был у них на уборочной шофёр из города, пригожий и добрый парень. Короче, влюбился в неё и сделал предложение. Она, как телка, потянулась за ним, уехала из дома, бросив больную мать. У него однокомнатная квартира, все чин по чину. Катя не верит своему счастью! Забеременев, ждёт ребёнка. Но постепенно выяснилось, что у шофёра было уже три жены, а Катя — четвёртая. Живот у неё, естественно, растёт, а муж все налево шастает… В общем, пудрит мозги Катя женщинам в сберкассе…