Помимо вполне ясной цели, определения религиозного либерализма столь же разнообразны, как и у либерализма политического. Многие отрицают то, что протестантский либерализм – это богословие. Они предпочитают термины взгляд, подход или образ мышления. Генри Коффин, выступая в Нью-Йоркской объединенной теологической семинарии, сказал, что либерализм – это дух, почитающий прежде всего истину, и оттого он жаждет и свободы устного и письменного слова, и права стремиться к тому, что считает истиной.

Несомненно, либералы разделяют эти взгляды. Но разве это все? Приведет ли такой образ мышления к четко выраженным убеждениям? Да, вполне – и вместе с ним они составляют суть протестантского либерализма.

Возможно, легче представить протестантское богословие как подвесной мостик. Подножие одного устоя коренится в современном мышлении, а фундамент другого – в христианском опыте. К сожалению, почва под обоими опорами зыбка и непрестанно движется, и те, кто идет по мостику, все время спорят о том, на какой стороне безопаснее. Именно потому профессор Кеннет Котен выделяет два основных класса либерализма: «евангельский либерализм» и «модернистский либерализм».

Котен предполагает, что евангельские либералы были, если говорить в терминах Фосдика, «серьезными христианами» и искали идеологию, способную послужить «разумным современникам». Уверенность они обретали, как следует из самого их названия, в христианском опыте.

На другой стороне моста были модернистские либералы – разумные современники, желавшие в каком-то смысле считать себя серьезными христианами. Они в большей мере опирались на современную мысль.

И потому, возможно, лучше всего исследовать богословский либерализм, сперва взглянув на современную мысль, а после – на христианский опыт.

Либералы верили в то, что христианское богословие нужно было примирить с современной наукой, – ради хоть каких-то надежд на то, что оно сумеет обрести и удержать разумных людей эпохи. Тем самым они отказались принимать религиозные верования на основании одного только авторитета. Они настаивали на том, что вера должна пройти испытания разумом и опытом. Человеческий разум, считали они, способен постичь замысел Божий, и лучшее указание на природу Божью – наши интуиция и интеллект.

Приверженцы этой ветви либерализма считали, что христиане должны держать разум открытым к истине, откуда бы та ни пришла. Новые факты могут изменить привычную веру, которая покоится только на обычае и времени. Но непроверенная вера не стоит того, чтобы за нее держаться.

После того как либералы в столь великой мере покорились современному разуму, они приняли допущение о том, что Вселенная была великим и гармоничным механизмом – или, возможно, неимоверно сложным растущим организмом. Но вне зависимости от того, какому образу отдавалось предпочтение – часам или растению, – смысл был один: единство, гармония, связность.

Впрочем, библейский рассказ о сотворении признает во Вселенной некий важный порядок: неодушевленная материя, растения, животные, человек и Бог. Либеральную теологию это не волновало. В ней акцент делался на единстве и непрерывности. Она устранила различия между откровением и естественной религией, между христианством и прочими религиями, между спасенными и заблудшими, между Христом и людьми и между человеком и Богом.

Ключевую роль здесь играют два богословских термина: имманентность и трансцендентность. Имманентность несет в себе идею присутствия Бога в мире и Его деяний через природу. Ее предельную версию мы обнаружим в пантеизме, уверяющем, что Бог и мир – одно и то же. А трансцендентность подразумевает реальность Бога в отрыве от мира. Ее крайнее проявление – деизм, где Бог отделен от мира, как часовщик от созданных им часов.

Либералы считали, что старая ортодоксальная христианская идея, согласно которой Бог был где-то за пределами Вселенной, неприемлема для современных людей. Иные из них критиковали взгляд на Бога как на далекую и отчужденную сущность, хотя такой взгляд ближе к деизму, нежели к истинно христианскому богословию. В противовес представлению о далеком Боге они связывали божественное с сознательным бытием человека, а жизнь, текущую в природе и в человеке, называли Богом.

Казалось, этот имманентный взгляд на Бога подходил к итогам научных исследований. Как говорили сторонники таких воззрений, Бог не прорвался сквозь облака, создавая мир. Бог на протяжении эпох действовал через естественный закон и медленно создавал Вселенную такой, какой мы видим ее сегодня. Многие либералы соглашались с поэтом, сказавшим: «Одним то эволюция, а для других то – Бог».

Согласно теории эволюции, все сложные живые существа развились из простых форм путем естественного отбора, а потому раз и навсегда установленных и неизменных видов не было. В 1785 году Джеймс Геттон приписал развитие Земли естественным, а не сверхъестественным причинам. Эту точку зрения подтвердил эпохальный труд Чарлза Лайеля «Основы геологии» (1830). Лайель показал, что поверхность Земли формировалась под действием естественных причин на протяжении очень долгого периода времени. Такая концепция геологического времени была крайне важной для любой теории эволюции, основанной на изменении видов за многие тысячи поколений.

Милости просим, Чарлз Дарвин!

Ученым, чье имя стало синонимом эволюции, был Чарлз Дарвин (1809–1882). Он изучал медицину в Кембриджском университете и готовился стать священником, но позже выбрал путь естествоиспытателя. С 1831 по 1836 год он изучал образцы, которые собрал в исследовательской экспедиции на корабле «Бигль», проплывшем вдоль побережья Южной Америки.

В 1859 году взгляды Дарвина были опубликованы в его труде «О происхождении видов». Дарвин уверял, что «виды видоизменялись в течение долгого ряда поколений сохранением или естественным подбором многих последовательных легких выгодных уклонений». «Происхождение видов», самая важная книга столетия, совершила революцию в представлениях об истоках и эволюции жизни на планете Земля. Вслед за первой бомбой Дарвин бросил вторую. В 1871 году вышла его книга «Происхождение человека», где идея естественного отбора применялась к людям – и там приводилось противоречивое утверждение о том, что предками человека, по всей вероятности, были обезьяноподобные животные.