Такие заключения были приняты «в штыки» многими религиозными людьми. Иные яростно отвергали новые научные воззрения. Если человек не создан Богом и не пал, утратив Его благосклонность, так к чему тогда спасение, даруемое Христом? Другие пытались примирить свои религиозные взгляды с эволюцией. Со временем либералы пришли к выводу о том, что теория эволюции скорее поддерживала основы христианства, нежели противоречила им. Они сочли, что рост и развитие – это путь, которым Бог являет Себя человеку. В 1892 году Лайман Аббот, в то время служивший в Плимутской церкви Бруклина, в Нью-Йорке, написал книгу «Эволюция христианства» (The Evolution of Christianity) и попытался показать, что «и в духовном, как и в телесном, Бог есть тайна и источник света». Он говорил об эволюции Библии, Церкви и даже души.

Сколь бы серьезным ни был этот вызов для ортодоксальных христиан, он явно был вторичен по сравнению с новым воззрением на историю. Наука могла ставить под сомнение только власть Бога в физическом мире. А историческая критика била в самую суть христианской веры – в откровение Бога, явленное в Библии.

Для приложения исторических принципов к Библии есть особый термин: библейская критика. Слово «критика» можно не совсем верно понять. Да, многие критически настроенные ученые приходят к выводам, которые ставят под сомнение достоверность Библии и ее ценность как свидетельства о замысле Божьем. Но на самом деле термин определяет стратегию познания и изучения. Ученый критичен в том случае, когда подвергает материал проверке или тщательному (критическому) исследованию. Скажем, современный или критически настроенный ученый может проверить новозаветные источники, желая посмотреть, есть ли в них историческое свидетельство, способное подтвердить учение Церкви о том, что Сын Божий есть Бог – или же эта доктрина основана лишь на традиции. Сторонники этого движения уверяли, что сама критика ни в коем случае не подвержена порочащему влиянию традиций; впрочем, в наши дни в это верится меньше.

Библейская критика выражалась в двух формах. Порой их называют «низкой» и «высокой». «Низкая» критика пыталась воссоздать точную формулировку оригиналов (утраченных) путем проверки многих древних манускриптов, дошедших до наших дней. Такой подход, свойственный ученым, может сперва встревожить консервативных христиан, но на самом деле именно консерваторы многое внесли в это предприятие. В конце концов, они проявляют огромный интерес к расшифровке и открытию точных слов в оригиналах.

А вот «высокая» критика оказалась иной. Ей не столь интересна точная формулировка текстов; ей интересен их смысл. «Высокий» критик исследует текст с исторической точки зрения, чтобы понять, случалось ли на самом деле то событие, о котором ведется речь. Для этого он изучает исторический фон, авторство и обстановку, в которой создавался текст. «Высокие» критики считают, что мы можем понять Библию только в том случае, если рассмотрим ее на фоне ее же собственной истории. Методы «высокой» критики не были новыми – просто прежде они были ограничены иными текстами и не касались Священного Писания. В XIX веке их применили к Библии – как к любым другим древним книгам, которым приходилось получать «кредит доверия» и проходить стандартную проверку историческими методами. Впрочем, критическую методологию, как к любым иным книгам, по сути, не применяли. Многие заранее стояли на том, что Бог не мог ни действовать в истории, ни творить в ней чудес. Другие считали, что библейская история и библейское учение ложны до тех пор, пока им не найдется подтверждение в независимом источнике вне Библии. И это привело к заключениям, которые потрясли ортодоксию до самых основ.

Верующих тревожили некоторые критические выводы. Одни критики считали, что книги Моисеевы на самом деле сочинялись много веков и включали в себя четыре великих литературных традиции, которые смешивались в течение истории Израиля. Другие высказывали мнение о том, что некоторые пророчества казались истинными лишь по той причине, что были написаны после того, как свершились события, «предсказанные» в них. Третьи подвергали сомнению точность Евангелий – особенно Евангелия от Иоанна. Одной из центральных проблем «высокой» критики был поиск «исторического Иисуса». Критики предполагали, что Иисус, живший в истории, отличался от того Иисуса, чей портрет мы находим в Евангелиях. Они допускали, что ранняя Церковь и авторы Евангелий многое добавили к библейскому повествованию – и теперь предстоит отделить истинные изречения и деяния Иисуса от более поздних внесений.

Давид Штраус (1809–1874) отверг прежние подходы. Он считал, что уже невозможно принять как чисто сверхъестественные воззрения, так и рациональный подход, призванный «сохранить лицо». Рационалисты считали, что при прочтении можно было найти разумные объяснения чудес Иисуса, которых не поняли авторы Евангелий: скажем, Иисус ходил не по воде, а по дамбе. И равно так же был слаб аргумент о том, что евангелисты осознанно обманывали, создавая историю Иисуса. Штраус утверждал, что образ Иисуса в Евангелиях отражает мифологические воззрения древних.

Мифы! Мифы были движущей силой, при помощи которой древние народы пытались отразить в памяти великих людей и события! И знание о том, что тогда сам мир понимался сквозь призму мифов, позволяло читателям проникнуть в суть и получить доступ к важным идеям, заключенным в древних мифах.

Влияние библейского критицизма

Впрочем, столь же важно и то, что любой вывод библейских критиков представлял собой факт, который они бросали на чашу весов – против общего доверия к Библии. Либералы приветствовали «высокую» критику, ибо признавали, что современникам-интеллектуалам требовался радикально иной взгляд на Священное Писание. Они считали, что совершенно вольны не приносить никаких извинений за Библию как непогрешимое слово Божье. Им больше не приходилось защищать Бога, который велел израильтянам убить их врагов до последней женщины и младенца – или послал медведей растерзать детей, насмеявшихся над Его пророком.

Как говорили либералы, исследования «высоких» критиков ясно показали: Бог явил Себя через процесс эволюции. Этот процесс начался с примитивных кровожадных идей и показал, как евреи медленно пришли к осознанию идеи праведного Бога, которому может служить только тот, кто поступает справедливо, любит милосердие и смиренно ходит на путях Божьих. Это эволюционное откровение Бога воплотилось в Иисусе Христе, в котором Бог изображен как любящий Отец всех людей.

Когда либералы уже не могли опираться на традиционные догматы ортодоксии, которую, как им виделось, разрушили наука и история, они нашли необходимый альянс на другой стороне их мостика: в христианском опыте.

В начале XIX века возникло художественное и интеллектуальное движение – романтизм. Несмотря на то что его широко понимают как протест против слишком рационального духа эпохи Просвещения, романтизм обратился к активной энергии, бурлившей в природе. Эта жизненная сила не была прямо иррациональной – но выходила за пределы разума. В романтических картинах она часто изображается как великая буря, опасная, но и чарующая. Люди сумели это распознать и были захвачены творческими и душевными силами романтизма. Встреча с этой животворящей силой обрела значение первостепенной важности. Здесь задействовались интуитивные знания и чувства, а не логическая дедукция. Зачем тревожиться о формальных и внешних символах веры, когда нечто столь интимное и неоспоримое правит каждой душой? Вспомните строки из Теннисона: