– Операция “Бриллиантовая свадьба”, – вспомнил Макер.

– Именно. Совет банка откликнулся на их запрос, естественно, совершенно секретно. Тогда у меня и возникла мысль вытащить из отцовского альбома на свет божий персонаж Вагнера, агента спецслужб, который регулярно останавливался в “Паласе”, наблюдая за богатыми иностранцами. Вагнер попросил тебя передавать ему информацию, которую совет уже предоставил настоящей Федеральной полиции.

– Отсюда и статья в газете, которая укрепила мое доверие к Вагнеру.

– Конечно. Это была неожиданная удача. После чего я решил создать вокруг Вагнера целый мир и, в частности, P- 30, так сказать, секретную оперативную группу. К тому же я мог не заморачиваться официальным существованием чего‐то в этом роде.

– Но все же ты знал, что я купил пистолет, – заметил Макер.

– Ты рассказал об этом доктору Казану, то есть мне, то есть Вагнеру.

– А письмо от президента Конфедерации?

– Фальшивка. Сам сочинил.

– А мои отчеты, отправленные по почте в Федеральный совет?

– То, что Вагнер называл “отчетом”, на самом деле были обычные многословные послания, на которые администрация отвечает стандартным письмом, как и всем неравнодушным гражданам, пишущим в правительство. Что касается твоих миссий, то я просто посылал тебя в разные уголки Европы за счет банка. Твои рапорты, касающиеся зданий налоговой администрации, как правило, попадали в мусорный бак Женевской оперы. Как тебе известно, в Мадриде никто никого не убивал. Что касается юристов, сводивших тебя с налоговыми чиновниками за границей, то в их роли выступали мои адвокаты в этих странах, с которыми я договорился.

– А как же сами налоговики?

– Артисты.

– А Перес, агент спецслужб в Мадриде?

– Тоже актер.

– Черт возьми, – развеселился Макер. – Каким же я был идиотом!

– Нет, – сказал Лев, – когда ты очень хочешь поверить во что‐то, то видишь только то, что хочешь видеть.

Макер кивнул:

– В общем, я не жалею ни о чем, что произошло за эти пятнадцать лет. Благодаря тебе я жил полной жизнью!

– Как хорошо, что я наконец могу все тебе рассказать.

– Тебе удалось прожить четыре жизни.

Лев усмехнулся. Они помолчали, и Макер спросил:

– А что все‐таки произошло в номере 622 в ту ужасную ночь?

– Понятия не имею. Я не знаю, кто убил Жан-Бенедикта.

В фойе раздался последний звонок на второе действие.

– Прежде чем мы войдем в зал, – сказал Макер, – я задам тебе последний вопрос. Ведь о твоем пребывании на Корфу мне сообщил Вагнер. Но если Вагнер и ты – одно лицо, зачем ты это сделал?

Лев вздохнул. И печально улыбнулся.

Он с самого начала понимал, что побег с Анастасией может пагубно отразиться на их отношениях.

Он знал, что страсть, подогретая их воссоединением после долгого перерыва, запретностью их романа, новизной, обоюдной потребностью постоянно видеть друг друга и страданиями в разлуке, не выдержит совместной жизни на Корфу, вдвоем и навсегда. Он не мог не признать, что от безделья дни тянулись бесконечно. Иногда им становилось скучно. Чтобы продлить взаимную страсть, приходилось за нее бороться, разыгрывать театральные представления в изысканных декорациях, при свечах, облачаясь в роскошные наряды, беспрерывно переодеваться и чистить перышки, стараясь непременно быть на высоте. Этот вынужденный маскарад казался панацеей против обреченности любви и всепобеждающего действия рутины, которое испытывают на себе все влюбленные, когда из самостоятельных единиц превращаются в пару. Это начало великого привыкания, погружения в спячку и конец великой лжи, той самой лжи, которая некогда побуждала их быть умопомрачительными, красивыми, безупречными и благоуханными, но рано или поздно позволит им распуститься – и вот они уже носят только удобную одежду, спортивные штаны, не обращают внимания на растущий животик, неряшливые волоски и неприятный запах изо рта. “Дорогой, будь добр, принеси мне туалетную бумагу”. По вечерам ужин на подносе перед дежурным фильмом. В конце концов они оба будут проваливаться в сон прямо на диване, под орущий телевизор, похрапывая с открытым ртом, и так далее, по полной программе. Никогда! – поклялся себе Лев. Только не с Анастасией! Лучше умереть.

Чтобы избежать такой участи, необходим был враг. Ревнивый муж должен был заявиться на Корфу и устроить скандал, тогда бы они перебрались в другое место и вновь обрели бы друг друга. Начали бы все с нуля. Вечное обновление – залог любви, думал Лев.

Макеру он сказал просто:

– Мне кажется, Корфу был обречен на провал.

Они встали.

– Без обид? – спросил Лев.

– А то! – усмехнулся Макер.

Они обменялись дружеским рукопожатием. Во взгляде Макера мелькнул огонек торжества. Он внезапно расстегнул рубашку и показал Льву микрофон, приклеенный к груди скотчем. Из темноты выступили полицейские в штатском и схватили Льва. Среди них был Сагамор.

– Что ж, благодарю за чистосердечное признание, месье Левович, – сказал он и посадил Льва в полицейскую машину без опознавательных знаков.

•

Прошло три года. Анастасия часто размышляла о тех событиях. Она, как все, узнала об аресте Льва из прессы. Она внимательно следила за процессом, не упуская ни одной детали. Когда могла, ходила на судебные слушания, хранила все репортажи, опубликованные в прессе. Очень надеялась, что Лев выкарабкается. В конце концов, ему же всегда все сходило с рук. Не будучи верующей, она с удивлением ловила себя на том, что молится за него.

Три года спустя, так ни разу и не увидев его за это время, она постоянно о нем думала. По воскресеньям она шла пешком из района Сервет к озеру по улице Шантпуле. Садилась на свободную скамейку напротив “Отеля де Берг” и долго смотрела на его элегантный фасад. Она вглядывалась в окна комнат на пятом этаже, где Лев жил когда‐то. Интересно, кто их сейчас занимает. Потом она шла дальше, по набережной Монблан к отелю “Бо-Риваж”. Заходила в салон, заказывала черный чай. И снова думала о нем. Она вспоминала, как он сидел тут, в этом самом кресле, восемнадцать лет назад, разыгрывая перед ее матерью графа Романова. Потом разворачивала статью в “Трибюн де Женев”, вышедшую в самом начала процесса, которую она постоянно носила с собой в сумочке. Там была большая фотография Льва, входящего в здание суда. Он выглядел, как всегда, великолепно. Под снимком было написано: