статус вместе с недавней службой при королевском дворе позволит виночерпию беспрепятственно перемещаться по стране, заверил Пуч. Уго знал, что Жофре, отец Эулалии, уже умер, так что никто не чинил препятствий морским консулам Барселоны, и Уго Льора произвели в перекупщики. Виночерпий не особенно интересовался судьбой Эулалии и ее виноградников: Рожер пообещал выделить ему целый надел на своих землях в тот же день, когда граф Уржельский станет королем. Все были убеждены, что Хайме Уржельский будет коронован, никто больше не желал принимать в расчет иные возможности. Поначалу Уго сказали, что его отправят в Сарагосу. Судя по известиям из этого города, там шли жаркие баталии между двумя партиями: сторонниками графа Уржельского и претендента-француза. Стычки, сражения и убийства происходили на улицах арагонской столицы, в малых и больших селениях. Рожер Пуч желал получить информацию из первых рук, из уст своего слуги, которого он снабдил несколькими рекомендательными письмами.

Однако планы переменились, когда Фердинанд, инфант и регент Кастилии, тоже предъявил свои права на корону. Совсем недавно инфант отвоевал у мусульман Антекеру, важный андалусийский город на юге Испании: долгая кровопролитная осада завершилась в сентябре 1410 года. Когда Антекера пала и была присоединена к Кастильскому королевству, инфант обратил свои усилия на борьбу за корону Арагона и Каталонии – будучи по материнской линии внуком короля Педро Церемонного, он обладал законными правами.

Но если главный претендент на трон, граф Уржельский, подчинялся решениям каталонских кортесов, потребовавших, чтобы он не пользовался титулом заместителя короля и разоружил свои войска, стоящие в Арагоне, то инфант Фердинанд Кастильский, с той поры именуемый Фердинанд Антекерский, не только заявил, что его права на престол вернее, чем у других претендентов, но еще и поклялся, что завоюет эту корону силой оружия. «Если вы со мной, – призывал он, – я прошу вас привести войска для моей войны, дабы подчинить эти народы нашей власти, что будет во благо не только мне, но и вашему королевству, Испании и Церкви».

Каталонский граф, вверив себя справедливым решениям кортесов, собравшихся в конце сентября того же года в городке Монтбланк, шел на уступки и следовал велениям законодателей; кастильский государь собирал армию, и вот еще до наступления декабря кастильские войска встали на границе Мурсии и Королевства Валенсия. Вот туда-то и направлялся барселонский виноторговец Уго Льор в сопровождении одноглазого слуги графа Кастельви-де-Росанес, согласно решению последнего.

– Не забудь: он мой слуга, так что командовать будет он, – напутствовал виночерпия вельможа. – Внешне все будет выглядеть так, как будто ты его господин, ведь только ты разбираешься в винах, однако не заблуждайся.

Уго был вынужден ответить на улыбку, которой Рожер Пуч завершил этот разговор. И сейчас, в промежутке между атаками двух волн, Уго смотрел на одноглазого, а блевотину уже смыло с палубы потоком воды. Прошедшие годы не пощадили и Матео. Сейчас ему, наверно, лет сорок пять. А Уго на десяток лет его моложе. Кривой утратил былую стать и немалое число зубов. Уго поразмыслил, где Матео теперь прячет нож, – ведь Рожер Пуч приказал ему сменить одежду. «Слуга виноторговца никогда не станет одеваться, как слуга графа!» – разъярился Пуч, увидев, как помрачнело лицо Матео, стоило ему оглядеть и, главное, ощупать грубое полинявшее платье, которое ему выдали. Да, Матео действительно постарел. В тот момент, выпрямившись и крепко держась за канат, Уго почувствовал, что способен победить одноглазого в схватке.

Когда фелюга отдалилась от берега, Уго – то ли из-за того, что море здесь было спокойнее, то ли уже приноровившись к дьявольской скачке по волнам – сумел расслабиться и сесть, привалившись спиной к борту. Одноглазый валялся на палубе – рядом с проституткой, которая направлялась в валенсийский бордель, и семейством, которое не отваживалось произнести ни слова после того, как один из моряков перед выходом из Барселоны решил подшутить и напугал их до полусмерти, рассказав, что идет самый страшный год необъявленной войны между Генуей и Барселоной. После смерти Мартина королевства были обезглавлены, и в Сицилии вспыхнула очередная война за власть между Бланкой, вдовой Мартина Младшего, и Бернатом де Кабрера, верховным судьей королевства. Сицилийская знать, а еще пуще – сами сицилийские города поднялись друг на друга, выбирая одну из сторон. Палермо воевал против Мессины; Трапани, где к каталонцам относились благожелательно, – против того и другого города; столица Катания и Сиракузы сражались за собственные интересы. А потом и Сардиния, всегда готовая к мятежу, снова восстала после смерти Мартина Младшего, и новой армаде пришлось отправляться из Барселоны на помощь губернатору острова. Корсарские нападения и морские битвы между Каталонией и Генуей становились все более жестокими и кровавыми; пленных теперь не брали, побежденным отрубали голову или топили вместе с кораблем, приковывая цепями или вешая на реях.

Одноглазый Матео воспрянул к жизни, как только сошел на берег в Валенсии; за несколько дней пути они побывали во всех торговых портах. Ни Уго, ни Матео не знали этого столичного города, посему они доверились проститутке Марии, которая пообещала, что рядом с борделем их ждут таверны и гостиницы на любой вкус, там-то они и выспятся.

– Или наоборот: не выспитесь, зато прекрасно время проведете, – добавила женщина и подмигнула Уго.

А тот подмигнул ей в ответ. Одноглазый ругнулся вполголоса и сплюнул. За время пути эта молодая смазливая вдовушка, у которой не осталось в жизни иного выхода, кроме как отдать своего сына в приют, а самой заняться проституцией, успела сдружиться с Уго, виноторговцем; кривому же слуге оставалось только беситься, слушая их смех и болтовню. Однажды Матео всерьез осерчал и попробовал разъединить эту парочку. «Оставь нас в покое!» – прикрикнул Уго. Парень заметил, что Матео нахмурился и сжал зубы, но, к его удивлению, одноглазый ничего не сказал, отвернулся и отодвинулся к борту фелюги.

Уго рассказывал Марии о винах, она ему – о проститутках. А еще он спросил о монастыре, где жила Арсенда. Женщина расхохоталась в ответ: она бывала в Валенсии всего-то пару раз. Обычно она путешествует с места на место. Мария была родом из Барбастро, одного из главных городов Арагона. Так ее и прозвали – Мария из Барбастро. А работала она в Барселоне. «Кстати, я никогда тебя там не видела». Уго порадовался, что редко посещал бордели. Мария щебетала без умолку, уговаривала его попробовать, заверяла, что никакой это не грех. Шлюхи приходят и уходят. Клиентам нравятся перемены, и держатели публичных домов стараются им потакать… Да, вообще-то, сутенеры запрещены, но любая проститутка стремится попасть к кому-нибудь под крыло. Теперь Мария направлялась