снизилась: от четырех детей на семью в 1890 году до трех в 1900-м. Получить развод трудно, и случаются они довольно редко. В 1887 году в США на сто тысяч жителей приходилось двадцать семь разводов в год, в 1897 году — шестьдесят два. В 1880 году работали два с половиной миллиона женщин, в 1900 году — почти шесть миллионов. Им были доступны многие профессии: продавщицы, секретарши, журналистки, врачи, но на женщин, воспользовавшихся правом работать, все еще смотрели с недоумением. С конца XIX века в Соединенных Штатах остро стояла проблема домашней прислуги, возможно, из-за кампаний по борьбе с рабством, а также и потому, что свободные граждане Америки не любили домашний труд. В результате у работающих матерей семейства вошло в привычку разогревать дома содержимое консервных банок. Возникало все больше женских клубов: книжных, художественных, музыкальных, спортивных. Гарриет Бичер-Стоу, Джулия Хау, Луиза Олкотт агитировали за избирательное право женщин. В конце века американка гораздо более независима, чем англичанка или француженка. Уже процветают женские колледжи: Вассар, Барнард, Смит, Уэллсли, Брин-Мор.

Учащиеся частной женской школы в Вашингтоне. Фото. 1900-е

12. К этой «эпохе лубочных картинок» принято относиться весьма сурово. Легко и, действительно, справедливо критиковать безнравственность ее деловых людей, продажность ее политиков, несовершенство ее социальных законов или уродливость ее моды. После Гражданской войны в Америке окончательно исчез целый мир, и выживший потомок пуритан-основателей чувствовал себя в новой Америке менее комфортно, чем только что прибывший сюда иммигрант из Киева или Неаполя. Отсюда сожаления и упреки. Не следовало забывать, что родился другой мир. За эти тридцать лет лихорадочного труда страна была полностью оснащена. И это должно было устранить неравенство во многих сферах. Благодаря мощной промышленности стало возможным сгладить разницу в уровне жизни. Отныне серийное производство одежды позволяло мужчинам и женщинам со скромными средствами одеваться почти так же, как и богатые люди, и ежегодно следовать моде. Универмаги сделали доступным для масс почти все, что когда-то предназначалось лишь привилегированным. Все, что создавала культура 1865–1900 годов, было безобразно. К концу века в Америке появился великий скульптор Сент-Годенс и талантливые архитекторы. В 1893 году в Чикаго открылась выставка в честь четырехсотой годовщины открытия Америки, она потрясла самобытных архитекторов своим классицизмом, но вызвала у среднестатистического американца желание жить в городах с лучшей планировкой, среди парков и садов. Фермер со Среднего Запада почувствовал вкус к комфорту, который смог бы себе теперь позволить, поскольку с 1894 по 1900 год его ежегодно ждали хорошие урожаи, которые будут приносить хороший доход. Население в целом участвует в росте благосостояния страны. Теперь реформаторы будут справедливо утверждать, что в распределении этого богатства слишком велика роль капитала. «По мере усложнения современной жизни усиливается ощущение, что свободу и возможности, предоставленные человеку, может защитить только государственный контроль. Условия жизни в Соединенных Штатах не настолько плохи, чтобы социалисты или коммунисты приобрели здесь большую поддержку народа. Но большинство американцев считает, что необходим разумный социальный контроль, чтобы, с одной стороны, сдерживать беспринципный индивидуализм, а с другой — государственный патернализм».

Темнокожие работницы швейной фабрики в Нью-Йорке. Фото. 1900-е

Книга шестая

Мировая мощь

I. Теодор Рузвельт

1. «Возможное и необходимое всегда рядом». Большинство американцев требовало реформы американской политической жизни. Реформатор не замедлил явиться. Теодор Рузвельт родился в 1858 году в одной из старейших и самых уважаемых семей Нью-Йорка. Голландская кровь смешалась в нем с кровью французских гугенотов, шотландцев, валлийцев и квакеров Пенсильвании. Его предки служили на различных государственных должностях, но сам он в детстве казался слишком хрупким для жизни, требовавшей бойцовских качеств. Он отличался слабым здоровьем и страдал астмой. Следуя совету отца, он проявил огромную волю и упорство и тренировками развил себе сильное тело. Ежедневные гимнастические упражнения превратили его не просто в крепкого человека, но в спортсмена с железными мышцами. Вопреки своей природе типичного гуманитария, он страстно увлекся боксом, охотой, походами, его влекла любая деятельность, требующая силы и энергии. Едва окончив Гарвард, он решил делать политическую карьеру. Друзья предупреждали, что ему, выходцу из приличной семьи, такая среда покажется грубой, жестокой, а политика, попросту говоря, — «грязным делом». Он ответил, что настоящих лидеров, способных управлять страной, следует искать именно в политических комитетах, а не в салонах «района шелковых чулок»[114]. А затем активно и смело окунулся в муниципальную жизнь Нью-Йорка.

2. В то время эту жизнь трудно было назвать порядочной. Один сатирик сформулировал это так: «Правительство народа — когда боссы правят в интересах бизнесменов». Рузвельт с группой молодых друзей, энергично взявшись за дело, стал бороться с нарушителями служебного долга, коррумпированными судьями, сенатором Платтом («И я, Платт, тоже»), заправилой республиканской «Машины» в Нью-Йорке. Став уполномоченным по Гражданской службе, затем шефом полиции Нью-Йорка, Рузвельт последовательно проводил чистку администрации, которую возглавлял, и внушал сотрудникам новые и здравые идеи относительно их обязанностей. К ужасу профессиональных политиков, он подбирал себе подчиненных, не обращая внимания ни на их партийную принадлежность, ни на их взгляды. За его интерес к маленьким людям, за его стремление узнать их чувства и нужды его прозвали Гарун аль-Рузвельт. Когда в 1889 году Киплинг послушал, как Рузвельт блестяще выступает в клубе на любую тему, щедро делясь со слушателями многочисленными проектами и мыслями, у него сложилось впечатление, что этот молодой «Тедди» своей энергией способен переделать мир. Но горячность Рузвельта не помешала ему приобрести репутацию успешного администратора, и во время испанской войны Мак-Кинли назначил его заместителем министра военно-морских сил США, где его энергичная деятельность поначалу даже испугала начальство. Его шеф Джон Дэвис Лонг сказал, что новый помощник может спровоцировать куда более опасные взрывы на флоте, чем крейсер «Мэн». К счастью, Рузвельт сам хотел уйти в отставку и отправиться на Кубу как полковник отряда «Мужественных всадников». Он был уверен, что человек, который любит свою страну и надеется в один прекрасный день руководить ею, должен быть готов за нее сражаться. «Эту войну великой не назовешь, — словно с сожалением говорил он, — но другой у нас не было». Благодаря своей отваге он завоевал популярность и по возвращении был избран губернатором Нью-Йорка. На этом важном посту он так сильно раздражал своей независимостью могущественного сенатора Платта, что тот, стараясь избавиться от него, в 1900 году выдвинул Рузвельта кандидатом в вице-президенты. «Вице-президентом? — яростно протестовал Рузвельт. — Я не понимаю, что я смогу сделать. Просто возглавлять сенат и умирать от скуки?» Некоторые из старейших членов партии противились его кандидатуре даже больше, чем