Затем я поворачиваюсь к Джеймсу Гамильтону, графу Аррану:

– Защищайте его. И приготовьте лошадей на случай побега.

– Где будете вы? – спрашивает он.

Я не отвечаю. Если они прорвутся, я буду мертва. Они просто переступят через мой труп, чтобы захватить моего сына. Это уже не игра, а настоящая война между Арчибальдом и мной, кланом Дуглас и регентством, изгоями и короной. Это наша последняя битва, и я об этом знаю.

Дэвид Линдси уводит моего сына.

– Да благословит вас Господь, – коротко говорит он. – Где юный Генри Стюарт?

– Удерживает для нас крепость. Как только сможем, мы поднимемся туда к ним. Будьте готовы.

Он кивает.

– Будьте осторожны, ваше величество.

– Это уже битва насмерть, – отвечаю я.

Весь день мы стоим на изготовку, получая новости о том, что происходит за стеной: несколько столкновений, грабеж и изнасилования. Весь день мы слышим о том, что клан Дуглас занял каждую улицу и каждый дворик в городе и старается поднять большую толпу, чтобы захватить замок, и не находит понимания у горожан, которые испугались пушек замка и дворца и до смерти устали от кровопролитий, особенно в пределах городских ворот. А еще больше они устали от рыжих Дугласов.

Наконец, в середине дня, после дюжины ложных тревог, мы слышим шум шагов и звук трубы: люди в цветах Дугласов наводнили улицу и двигаются в нашу сторону, выставив к нам копья наперевес, с искаженными яростью лицами, будто ожидая, что мы падем без чувств от страха.

– Огонь, – командую я.

Артиллеристам и стрелкам не нужно повторять дважды. Арбалетчики спускают свои стрелы, стреляют пищали и рявкает пушка. Трое или четверо из нападавших тут же с криками падают на камни мостовой. Я прижимаю руку ко рту, в ушах у меня звенит, и я почти оглохла от шума и ослепла от смердящего дыма, но я не делаю ни шага в сторону от своих защитников.

– Огонь, – мрачно командую я.

Дугласы рассеивают строй и оттаскивают своих воющих раненых, покрывая мостовую кровью, и перед вторым залпом перед нами уже никого нет. Но мы все равно держим свои позиции, лишь откатив пушку, чтобы перезарядить, и оружейники не задувают свои фитили. Мы смотрим друг на друга, убеждаясь в том, что все еще живы: мы полны решимости и ярости оттого, что кто-то посмел на нас открыто напасть, угрожая королю. Мы продолжаем стоять на страже. Мне думается, что мы простоим здесь до полуночи, но мне все равно. Пусть даже это будут дни. Меня не заботит то, что сейчас гибнут люди или что могу умереть я сама. Я вне себя от ярости. Если бы Арчибальд появился здесь, я убила бы его своими руками.

Дым постепенно рассеивается. У меня все еще дико звенит в ушах, когда высоко над собой, на полпути со склона холма, я замечаю фигуру всадника на черном коне. Это Ард. Я бы узнала его в полной темноте и в адовом пламени. Он смотрит прямо на меня, а я смотрю на него, и мне кажется, что время внезапно остановилось. Я не вижу больше ничего, кроме этой фигуры и его темных глаз, которые некогда смотрели на меня с такой страстью и смотрят на меня до сих пор. Он замер без движения, лишь конь чуть переминается на месте, удерживаемый твердой рукой. Он смотрит на меня так, словно хочет заговорить, словно хочет спуститься с холма, заявив на меня свои права, как он уже это делал. Но я не опускаю глаза, как положено скромной женщине, и не вспыхиваю, как влюбленная дурочка. Не отводя от него глаз, я громко командую, так, чтобы он тоже слышал:

– Орудия, целься. Во всадника.

И они целятся и замирают, ожидая приказа. Мой муж, мой враг, приподнимает шляпу в знак приветствия, и я почти вижу его улыбку, и медленно разворачивает своего коня. Он не торопясь спускается с холма, потом по улице Королей и прочь из виду.

Мы ждем, уверенные в том, что Ард отошел для того, чтобы перегруппироваться, или уже распорядился, чтобы стену взяли с другой стороны. Мы ждем, с натянутыми как струны нервами, выставив охранника возле каждой двери, не снимая стрел с тетивы, не туша фитилей. Потом наконец до нас доносится колокольный звон с церкви Святого Жиля, бьющие четыре часа, затем раздается высокий звук, повторяющийся снова и снова. Наступил мир. Все закончилось.

– Что происходит? – спрашиваю я у начальника стражи. – Отправьте кого-нибудь, пусть узнает.

Но не успевает он ответить, как я замечаю всадника, с бешеной скоростью несущегося к нам от крепости по крутому склону холма. Я замечаю у него на плече тартан цветов Стюартов. Это Генри Стюарт, только этот сумасшедший юноша способен так нестись вниз с холма по мощеной улице. Он останавливает коня перед пушками и спрыгивает с него.

– Вы не пострадали? – спрашивает он после поклона мне.

Я качаю головой.

– Разрешите доложить, клан Дугласов с Арчибальдом Ангусом во главе вышел из города, ворота снова закрыты, – говорит он.

– Они ушли?

– Пока да. Идемте со мной. Давайте перевезем вас и короля в замок, в безопасность.

Капитан отдает приказ конюшим, и кто-то бросается за Яковом. Мы весь день ждали этого момента, и лошади были давно готовы.

Мы поднимаемся вверх на холм легким галопом. Подъемный мост опущен, решетка поднята: замок ждет нас, и мы врываемся под защиту его стен. Ворота с грохотом закрываются за нами, и мы слышим скрип цепей поднимаемого моста.

Генри Стюарт поворачивается ко мне:

– Вы спасены. Хвала небесам, вы спасены! Вы спасены. – Его голос срывается от сдерживаемых эмоций. Он приподнимает меня, чтобы спустить с седла, и обвивает руками, словно мы любовники. Это происходит так естественно, словно так и должно быть, словно он и должен прижимать меня к себе, а я – положить голову ему на плечо.

– Хвала небесам, любовь моя! Вы спасены.

Он любит меня. Кажется, я знала об этом с самого начала, когда заметила его среди компаньонов Якова, на три головы возвышающегося над всеми остальными, когда обратила на него внимание, когда подбрасывала платок для Якова, а он поддерживал моего сына. А потом, помогая мальчику снять доспехи, он забрал себе мой платок с вышитой в уголке розой и оставил его у себя. Теперь, больше года спустя, он показал мне, что платок все еще у него.

Он все знал уже тогда, с того момента. Мне же он только нравился, он заставлял меня смеяться, и я была рада его заботе обо мне и ощущению покоя и защищенности, когда он был рядом со мной. Я даже не думала о любви. Меня так изломали повторяющиеся измены Арчибальда, что я забыла о том, что могу любить.

Я немедленно отступаю из его объятий. Мы должны быть осторожными, я не могу позволить ни одного дурного слова в свою сторону, пока в Риме рассматривают мое прошение о разводе, пока мой брат открыто предается прелюбодеяниям, а моя невестка отстаивает незыблемость брака, будто это единственный способ спасти свою душу.

– Не надо, – быстро говорю я.

Он тут же меня отпускает и отпрыгивает в сторону со смятением на лице.