вертится, // Что умрешь ты неизбежно. // Сон и явь пусть незаметно // Чередуются друг с другом».

Чтение как способ позабыть о мире – один из мотивов библиофилии Вавилова.

Вавилов и в самом деле очень много читал. Он записывал в дневник впечатления от книг, а в поздних дневниках дополнительно, на отдельных страницах, даже вел помесячный учет прочитанного. По таким спискам 1946–1950 гг., например, видно, что президент Академии наук в среднем за месяц успевал прочесть шесть книг (из них четыре-пять на иностранных языках – немецком, английском, итальянском). Причем это не литература по физике, а книги по истории культуры, философские трактаты, мемуары, романы – исторические, фантастические, детективные.

«Время во многом заполняется чтением, „легким“, бессмысленным. Что-то вроде жвачной резины. Так вот прочел сегодня „Восстание ангелов“ А. Франса. Это очень странный процесс мозговой активности-пассивности. Остаться без чтения – становится скучно, хорошо, если клонит ко сну. Мозг сам автоматически развертывает сонные „представления“, иногда увлекательные, занятные и зачастую намного более талантливые, чем прочитанные „легкие“ книги. Но если нет сна, то из книг „мертвые беседуют с живыми“, ведут вроде нянюшкиных сказок. Небольшая собственная активность в виде фиксации буквенных знаков, сочетания из них слов, фраз и мыслей, перевертыванием страниц рождает такую „нянюшкину сказку“. Иногда это очень успокоительно, бодрит и оживляет, иногда, наоборот, усыпляет» (16 августа 1939).

16 июня 1914 г. Вавилов записал в дневнике: «Если бы не было книг – жить почти не стоило бы. Книга лучше музыки, живописи, любви, гастрономии и вообще жизни».

«Среди безысходного, неумолимого конвейера обязанностей заседаний, неприятных разговоров, телефонных звонков, положения свадебного генерала, усталый, с больной головой хватаюсь за книги, пока жив» (7 октября 1949).

Жена Вавилова так вспоминает о начале их совместной жизни: «…первое, что сделал С.Ив., он перевез на двух грузовиках свою библиотеку. Вдохновенно и радостно таскал он огромные мешки и ящики с книгами, помогая носильщику и шоферу. Потом уставил по стенам тяжелые дубовые шкафы. Я с ужасом поглядывала на целые „Гималаи“ книг, лежащих на полу двух наших комнат» ([Вавилова, 2004], с. 45).

Все биографы Вавилова упоминают, что он практически каждое воскресенье посещал букинистические магазины, есть об этом и записи в дневнике: «С десяти лет в воскресные дни ходили на охоту за книгами („Сухаревка“)» (11 января 1948). Он называл это «своей сухаревско-библиофильской страстью» (11 июля 1913), с которой периодически даже пытался бороться («Сегодня не удержался, пошел на Сухаревку, хотя знаю, и прекрасно, что пора наложить узду на библиоманию, особенно бессистемную» – 28 июля 1913 г.) – не получилось. По воспоминаниям Н. А. Смирновой, референта Вавилова в Академии наук в годы его президентства, традиция воскресных походов за книгами сохранилась: «Каждое воскресенье утром его можно было встретить в книжном магазине Академии наук на улице Горького» ([Франк, 1991], с. 297); многократно пишет об этом и сам Вавилов в дневнике («Поеду за книгами. Это вроде пьянства» – 21 марта 1948 г.). Не реже раза в неделю Вавилов раньше срока заканчивал работу в Президиуме и уезжал в книжный отдел Академии (еще в тридцатых годах Вавилов вошел в Редакционно-издательский совет АН СССР, а с 1945 г. возглавил его[472]). «Для ознакомления с новой вышедшей в издательстве литературой Сергею Ивановичу присылали в президиум обязательный экземпляр всех вышедших книг. Мы раскладывали их па столе в кабинете президента, и Сергей Иванович, придя в президиум, прежде чем начать работу, их просматривал, часть отбирал себе» (там же). К концу жизни личная библиотека Вавилова насчитывала около 37 тысяч томов ([Левшин], с. 216). Книг об одном только Леонардо да Винчи было «более кубометра» ([Франк, 1991], с. 271).

11 мая 1947 г. Вавилов записал в дневник: «…дома один. Полная изоляция. Я и книги. ‹…› Наклейка ex-libris’ов, которые осуществились лет через 38 (деревянная гравюра Валлотона)».

Экслибрис Вавилова был сделан на основе символичной гравюры по дереву швейцарского художника Ф. Валлоттона (1865–1925) «Библиофил» (1911). Идея этой гравюры – исчезновение лица («личности») библиофила в тени освещающей книги лампы – вполне созвучна самозабвенному отношению Вавилова к чтению.

Вавилов писал в воспоминаниях: «Читать научила меня матушка по азбуке Толстого. ‹…› Я очень рано полюбил книги, устроил себе полочку, на которой был однотомный Пушкин, Лермонтов, и читал их каждый день» ([Франк, 1991], с. 102). «Подарки матушки: особенно запомнилась толстая книга сказок Афанасьева, „крепость“ с музыкой, в которой при вращении ручки между двумя башнями проходила кавалерия и артиллерия из бумаги; „Польские сказки“ с большой чертовщиной, „Аладдин и волшебная лампа“ – маленькая книжка с кунстштюком: за ленточку можно было раскрыть эффектный пиршественный зал» ([Франк, 1991], с. 103).

Много выразительных записей о книгах есть в дневниках. «„Von Buch zu Buch, von Blatt zu Blatt“[473] этими строками начинаю я новый год, здесь заключены все мои желания и стремления; большего я не хочу. Жизнь… она пойдет своим чередом, будет свершать свое „vorgeschriebne Reise“[474], и моим желаниям в этой области делать нечего. Зачем разводить новые виноградники и делать новое вино, когда подвалы ломятся от накопленных веками сосудов с благовонными тончайшими вековыми винами; библиотеки полны, они необъятны, необъятнее, чем сама жизнь; зачем я стану тянуть противное, мутное, не перебродившее сусло, когда я хозяин несметного богатства» (1 января 1911). Во время одной из поездок в Италию: «…истратил около 30 лир на книги. У антиквария купил две книжки о Галилее и еще кой-какого математического хлама. Затем приобрел паскудное издание Данте и 2 томика стихов Аннунцио, вот и все. Вообще с книгами мне пора остепениться. Я в них не новичок, понимаю всякую ценность книги, т. е. „мою“ и антикварную. Я и покупаю-то книги именно по этим двум ценностям, для себя и иной раз как „редкость“. Но, несмотря на это мое понимание, приобретаю немало дряни, мусора и кирпичей. Книга самая высокая „вещь“ в мире, потому что это почти человек, даже иногда выше человека (как Гаусс и Пушкин). Но книжка хороша 1) прочитанная, 2) хорошая; в моей библиотеке многие книги этим условиям не удовлетворяют» (18 июля 1913).

«У меня друзей, кроме книг, нет» (9 февраля 1913). «…все-таки единственные друзья мои на свете – книги, о них надо бы и написать, посвятить им оду. Без них – жизнь была бы пуста и суха и жестка, как жестянка» (8 августа 1913).

И действительно, в разные годы молодой Вавилов посвятил книгам несколько стихотворений, есть и подобие оды.

31 июля 1910

Снова август, дождик, тучи

Рим, Равенна… далеко