Абу Джафар Ахмед Ибн Ибрагим сперва пожелал было влиться вспешивший на вече поток, но потом убоялся – затопчут. И остановился внерешительности, заранее удручённый. Но халейги, шагавшие мимо, позвали его ссобой. И за железным плечом Хельги Виглафссона Абу Джафар вскоре проник в самоесердце толпы.

Князь Чурила Мстиславич готовился говорить… Здесь, поддубом, вече последний раз устраивали во времена незапамятные. И не было нахолме дощатого помоста, с которого могли бы обращаться к сошедшимся то вятшие,то простые мужи. Дружина вознесла князя выше голов на руках, на тяжёломясеневом щите, неколебимо подперла со всех сторон и ещё подбодрила:

– Говори, Мстиславич. Люб нам, слушаем!

Угрюмо помалкивал только Верхний конец, где стоял ВышатаДобрынич. Недобро глядел старый боярин… А прямо против него сидел наподостланной овчине князь Радим. А подле Радима, положив руку на его плечо,стояла Нежелана. А рядом с Нежеланой, в кольчуге, точно на рать, с копьём вруках стоял Лют. И шагни к Чуриле отец-боярин – как бы не глянуло это самоекопьё да ему в грудь…

Молодой князь начал не так уж и громко:

– Зовёт нас, люди, на помощь булгарский хан Кудряй… Отхазар ему без нас не оборониться. Ведаю, что скажете! Тот хан нам чужой, кровьв нём не наша, живёт далеко! И то правда. Да ведь побьют его хазары и на нас жепойдут. Полки Кудряевы на нас скакать заставят. Люди разумные, того ли хотим?

Поле вокруг холма сдержанно загудело. Большинство помнило,как без порток удирал из города наместник-тудун…

Молчал только Верхний конец. Вышата и Вышатины дружки.

– Дале говори, князь! – прокричал кто-то. Чуриламельком глянул на Булана: тот, вынутый из привычного седла, стоял истуканом.

Князь продолжал:

– Поможем ныне Кудряю – глядишь, отобьётся. А у насслучится нужда, за нас булгары встанут. В дружбе клялся хан! Нам ли, словене,первым своё слово крепкое по ветру пускать?

Тут осипшим от бешенства голосом перебил его боярин Вышата:

– За всех, князь, говорить не моги! Ты один, неподумавши, с ханом братался. То дело твоё, а расхлебывать не тебе одному! Ненавоевался, летось по дань ходивши? Мало крови пролил?.. Мечом о шеломы невдосталь позвонил? Славы себе всё ищешь… а нам горе одно…

Его, Вышату, тоже подняли высоко на щите. Была у него своядружина, были и верные холопья.

Да вот не рассчитал старый боярин! Вся Круглица, как одинчеловек, грянула яростным криком. Вышата пытался говорить ещё, жилы напобагровевшей шее то надувались, то опадали. Но рот раскрывался, как у немого,голоса никто не слыхал.

Заворочался и многодумный Господин Кременец… Заорали другдружке в ухо бородатые мужи, нестерпимо высоко взвились женские голоса.Принялись толкаться, вертеть головами. Самые горячие засучивали рукава. Ещёмалость поговорят, да и пойдут брать один другого за бороды. А там – конец наконец. И добро, если с одними только кулаками.

Чурила стоял подбоченясь, прочно расставив на щите мягкиекожаные сапоги… Издали видный княжеский плащ костром горел на ветру.

Не торопясь нагнулся он к державшим его и спросил:

– Умаялись, хоробрые?

– Сдюжим, – проворчал кто-то в ответ. – Ты,Мстиславич, говори знай, об нас не думай…

Тут-то Чурила и вскинул резко правую руку. И как-то так этоу него вышло, что вся огромная толпа заметила и стала смолкать, отодвигая напотом рождавшиеся ссоры.

– Брат или не брат мне Кудряй-хан! – уже в полнуюбоевую мощь загремел княжеский голос. – Брат или не брат, а сосед! А немне одному сосед, всем! И тебе, Вышата, тоже! А нам ли забыть, что бывает,когда соседи в ссоре живут!

Молча сидевший Радим низко наклонил кудрявую голову… То лисогласно, то ли повинно. Но тут и его подхватили десятка два рук. Преданныекругличане, и прежде всех – Вячко. Да и взметнули повыше, чтобы видели все!

– Думай, Вышата Добрынич, – услыхал Радим свойсобственный голос. – Хорошо думай со своими кончанскими, пока ножа к горлуне приставили. Я-то, Добрынич, того ножа пробовал…

Зычностью голоса он с кременецким князем равняться ещё немог. Но Чурила протянул ему руку, точно хотел пожать её над головами людей… Ивновь вся Круглица зарокотала воинственным криком.

А Халльгрим Виглафссон посмотрел на великий тинг и поправилна боку подаренный конунгом меч. Вновь встали перед глазами чёрные скалы, иволны загрохотали у их подножия, и чайки с криком понеслись куда-то загоризонт…

Ничего этого он не увидит до следующей весны. Если, конечно,вовсе останется жив.

Он отогнал видение и тем же движением, что конунг, вскинулправую руку. И мечи торсфиордцев за его спиной вылетели из ножен. И триждыплашмя грянули в гулкие щиты: вапнатак!

…Они снова стояли под дубом, вокруг жилища богов. Дружиныкнязей и вои – мирный люд, взявшийся в нужде за копья и топоры. Кто на коне,кто пеш. Прежде чем отправляться в поход, следовало спросить совета у небес.Так делали всегда.

Накануне старые старики начисто вымели в святилище пол.Решать предстояло о важном, и потому деды не смели в присутствии Богов дажедышать. Бежмя выбегали наружу и там переводили дух.

Для гадания землю потревожили копьями. Всадили ихкрест-накрест, трижды по два, в нескольких шагах одни от других. Ратникипритихли, когда из ограды вывели под уздцы белоснежного жеребца… Тот был украшенсбруей и седлом, какими не мог похвалиться сам князь: конь принадлежалДаждьбогу. Хранители святилища выгуливали и холили скакуна. Но по утрам иногданаходили его взмыленным и усталым, точно после дальнего бега. Это Даждьбог,пропадая на ночь с небес, ездил на нём сражаться с силами тьмы. Последнее времятакое приключалось всё чаще…

Вот коня подвели к копьям. Старик поклонился ему и отпустилповодья. Божество сошло с неба, незримо заняло пустое седло.

Не дыша глядел Чурила. Молча застыли бояре. Без звука лезлидруг другу на плечи простые вои… Если Даждьбогов скакун хоть раз занесёт левуюногу прежде правой, о походе надо будет подумать ещё ой как хорошо.

Знакомые руки протягивали коню пахучий, свежий ломоть… Коньобнюхал первую из трёх преград и легко переступил её с правой ноги.

Даже Булан, мало знакомый со словенским обычаем, с почтениемглядел на жеребца. Мудрость коня – от Богов. Его совет – совет вечного неба.

А Халльгрим, тот просто молчал. Сам он скорее стал быспрашивать у всеведущих рун. Но что проку гадать, когда всё будет так, какприкажет Торлейв конунг…

И во второй раз конь переступил так же, как и в первый.Князь чуть перевел дух. Слепой Радим крепко сжал его локоть. Тишина говорилаему, что всё шло хорошо.

Но уж больно заманчиво пах тёплый хлеб… Нетерпеливо фыркнулДаждьбогов скакун. Да и прыгнул через третьи копья обеими ногами враз.