– Зачем? – Фелипе закупорил бутылку, чтоб амарилья не выдыхалась. – Думаешь, я сам бы не справился?

– Нет! Что ты! Справился, конечно, просто…

Вот как объяснить, что хотел помочь, защитить от самого страшного? Лучано подавленно замолчал, понимая, что теперь-то его слова немногого стоят. Когда Фелипе уже вернулся из тяжелого безмолвия и душного мрака могилы.

– Да ладно тебе, Фортунато. – Фелипе улыбнулся и протянул ему стакан, полный жидкого янтаря. – Может, и хорошо, что не рассказал. А то ведь я потом всю жизнь думал бы, чего на самом деле стою без твоей помощи да подсказок. Да и перед мастером стыдно было бы. Как будто я ему не доверяю. А он сказал, что из молодых я единственный, кто заслуживает потраченного на меня времени. Понимаешь?

Лучано попытался соотнести тон друга, не просто почтительный, а благоговейный, точно такой, каким он сам говорил бы о мастере Ларци, с образом Лоренцо Стилета – резким, острым и ядовитым. Получалось не очень. Что Лоренцо мог найти в Фелипе? Славном, надежном, умном, даже мудром порой, но таком… простом парне. Или это Лучано в нем чего-то не видел, ослепленный собственной лихостью и удачливостью?

– Ну, за твое кольцо тогда! – сказал он от всей души, звякая стаканом о стакан. – Я рад, Фелипе! Претемной клянусь, от всей души рад.

А внутри снова потянуло неправильной и ненужной сейчас болью. Конечно, теперь никто не запретит ему наведываться из Дорвенанта в Вероккью. Навещать мастера Ларци, видеться с Фелипе. Но это все будет уже не то. Фелипе станет старшим над дюжиной-другой простых Шипов, у него появятся совсем новые заботы, а потом, чем Баргот не шутит, он может выйти и в старшие мастера, если уж сам Стилет ему благоволит.

Или… безжизненным окровавленным телом остаться на мостовой Вероккьи, пытаясь выполнить очередной заказ – бывает с младшими мастерами и такое, даже с самыми умелыми и опытными. Или получить порцию яда от завистника, который решит, что Фелипе занял его место на невидимой лестнице гильдии. Или… Да мало ли что может случиться с Фелипе? Как и с самим Лучано, между прочим. И потому вряд ли их дружба переживет испытание временем, постоянной разлукой и такой разной жизнью, которая ждет обоих.

– Пиппо, я уезжаю. – Лучано глотнул густой терпко-сладкой амарильи и словно в холодную воду разом кинулся. – В Дорвенант. Насовсем. Старшим мастером. Ларци меня отпустил, гильдия – тоже. Буду служить его величеству Аластору.

На языке теснились сотни слов, бессильных описать Альса, объяснить, какой он и почему Лучано так страстно хотел именно этого исхода.

– Это хорошо? – уточнил Фелипе и, прочитав безмолвный ответ в его взгляде, улыбнулся. – Ну и славно, Фортунато. У нас говорили, что ты стал большим человеком. Благородный синьор, фаворит короля, герой! Не зря Ларци тебя приметил, ты всегда был особенным.

– Особенным идиотто я был, – с досадой признался Лучано. – Ничего не понимал про жизнь! Да и сейчас… Тоже, откровенно говоря, ничего не понимаю. Фелипе, я… скучать буду, – неловко выдавил он, чувствуя, как начинает краснеть. – Понимаешь, я ведь думал, что вот-вот вернусь, поэтому и…

– Не оглядывался назад, да? – подсказал друг, и Лучано снова поразился, как легко Фелипе видит его насквозь.

Именно, что не оглядывался. В дурацком суеверии не писал, не возвращался в Вероккью, не напоминал о себе, словно боялся, что невидимые узы дружбы и любви помешают сорваться с другой привязи, более прочной и жесткой, с привязи-удавки гильдии. Это как перед заказом нельзя говорить о том, что сделаешь, когда вернешься. Плохая примета.

– Фелипе, хочешь, я попробую тебя вытащить к себе? – решился он на первое, что мгновенно пришло в голову. – Сразу не получится, но если постараться…

Досадливо мелькнуло в мыслях, что раньше, пока Пиппо был рядовым Шипом, а не младшим мастером, такое могло получиться куда легче. В крайнем случае, можно было бы выкупить его на постоянный контракт – вот деньги Джанталья с Риккарди и пригодились бы! А теперь грандмастера наверняка увидят заговор там, где его и близко нет… Лучано поймал себя на том, что пытается придумать, как использовать подозрения Тино – в точности как сегодня это сделали Ларци с Лоренцо. А может, поговорить со Стилетом? Или со своим мастером? Ларци сам сказал когда-то, что Лучано понадобятся верные люди. Он-то имел в виду другое, но если в Дорвенант уедут два Шипа вместо одного, гильдия не обеднеет!

– Не хочу, – преспокойно заявил Фелипе, разбивая гору уже выстроенных им в мыслях интриг и хитросплетений. – Там, конечно, поспокойнее будет, от мастеров подальше. Но грандмастер Лоренцо перестанет меня учить. А еще мне Вероккья нравится. Арлезу с Фраганой я уже посмотрел, а в этом твоем Дорвенанте, говорят, ничего нет интересного, кроме магии. Ну так я-то не маг, что мне там делать? Рапирой махать? Этого добра мне и здесь хватает, но здесь я каждую улочку знаю, каждую девчонку-цветочницу. Может, у меня и не такая красивая жизнь, как у тебя, Фортунато, зато вся моя, насквозь понятная.

– Не твоя, а мастеров, – буркнул слегка уязвленный Лучано. – Так что в любой момент может закончиться.

– А твоя, будто, нет? – хмыкнул Фелипе, укладывая ветчину на ломоть хлеба. – Или король добрее грандмастера? Да сиди ты, – усмехнулся он вскинувшемуся Лучано. – Ладно, верю, к тебе он добрый и щедрый. Может, и побережет, если уж рядом держит. Но это к тебе, а я что ему, что грандмастерам нашим – разменная монета. Только здесь я все-таки на своем месте, сам знаешь, никогда я другой судьбы не хотел. А там все чужое будет. Нет, Фортунато, повидаться с тобой я всегда рад, а уехать из Вероккьи… Не хочу.

– Ну, как знаешь, – вздохнул Лучано. – Только если передумаешь или жареным запахнет, не тяни, пришли весточку. Да я и сам постараюсь… ну, почаще.

Его все еще мучила неловкость за эти полгода, но Фелипе просто кивнул, принимая обещание как должное, и подлил амарильи в незаметно опустевшие стаканы.

– Слушай, – сказал он, азартно блеснув глазами, – а ты правда с демонами дрался? Какие они?

– Мерзкие. – Лучано передернулся. – Когти, зубы, шипы… А главное, быстрые и злые, словно… крысы. Да, точно, представь голодных помоечных крыс, только величиной с волка. Арбалетом хорошо снимать издалека, близко подпускать не стоит. Доспехи они, пожалуй, не прокусят, но в доспехах от них и не отмашешься. В общем, гадость редкостная, я с ними пару раз всего дрался, и если бы не мои спутники, точно на обед этим тварям пошел бы.

Он запил амарильей привкус, появившийся во рту при воспоминании о мертвой деревне и барготовом холме. Фелипе слушал завороженно, для него это явно было чем-то вроде страшной, но увлекательной сказки, и Лучано, вздохнув, заговорил опять:

– Представь себе самый серый город, который ты когда-нибудь видел. Совсем серый, понимаешь? Стены, дома, люди… Отовсюду пахнет гарью и страхом. Торговцы закрывают лавки, благородные синьоры ездят под охраной. Настоящей охраной, не парадной. А беднота делится на тех, кто грабит, и тех, кого грабят, пока горят окраины и торговые кварталы победнее. И магия, да, она везде. Только от этого не легче. Королевский дворец в трауре, коридоры и залы почти пустые. И королева – самая красивая на свете женщина – тоже в трауре. Опасная, как наша болотная гадюка, и такая же тихая…