– Ну, он меня достал, пионер долбанный! – капитан одел фуражку и выполз из-за стола. – Давай наручники! – крикнул он приматоподобному.

– На пацана? – с сомнением переспросил тот.

– Мальчики, вы что, не надо! – поднесла к лицу ладони Вера Александровна.

– А-а-а-а-а! – заорала Горячева.

Олег сделал шаг назад.

– Марин, я все понял! – закричал он. – Это никакой не второй шанс! Это буддийское проклятие очередного рождения, только вот произошло оно таким образом. Ничего не изменится. Игоря все равно убьют, дед получит инфаркт, родители погибнут в автокатастрофе. Но ты – борись! Даже по советским законам в восемнадцать лет можно идти куда глаза глядят. Бросай ты бабулю такую к бесу.

– Ну-у-у! – орал капитан.

Сержант держал наручники. Белый Лоб предупредил:

– Дотронешься – сломаю руку.

– Гы-гы, – не поверил тот и начал их поднимать.

Олег крепко сжал большим и средним пальцем правой руки его запястье, легко дернул на себя и сильно надавил вниз. Слабый щелчок резко контрастировал со страшным ором. Ради тишины Белолобов ударил страдальца ногой в подбородок, и тот отключился. Кинувшегося на выручку второго сержанта Олег бил обеими руками по шее – так было в этом положении удобнее всего. Отключился и следующий.

Осипов с безумными глазами – все, поплыл – безуспешно шарил рукой по поясу, и ничего не находил.

– Что, пуздрон? – рассмеялся путешественник. – Табельное оружие на захват детей не выдают пока?

И – на! – в пузо! Хватит жрать! Еще раз! На! На!

Кусок теста растекся по полу.

Анатолий, сжав кулаки, сжав зубы, сжав губы, свирепо наблюдал за побоищем.

– Лет через десять пройдет акционирование порта, – сказал ему Белый Лоб, беря со стола фунты и засовывая их себе в карман. – Название будет носить такое: приватизация. Лезь в нее и ногами, и руками, набирай как можно больше акций. И не продавай ни в коем случае. В наследство отпиши их Марине. Через тридцать лет стоить будут – миллиарды. Вот и твой подарок дочери. И еще: в начале 90-х появится у вас в мэрии некий Владимир Путин, ты с ним закорешись. Приятно-неприятно, а если рядом станешь тереться, то позже польза тебе от него выйдет. А с чулочками заканчивай – посадят.

– Я не занимаюсь чулочками! – опять-таки сквозь зубы прорычал отец.

– Ну, усушкой-утруской, топливом-мазутом – какая разница?

Олег подошел к плачущей Марине, обнял ее, прошептал на ухо:

– Скажешь – сегодня на демонстрации познакомились, сдуру домой пригласила, больше ничего не знаю.

Она кивнула.

– Эх, Вера Александровна! – крикнул он через плечо подруги все еще кусающей губы хозяйке. – Будет теперь вам грамота от КГБ за бдительность, ждите. А касательно поэзии – живите прозой. Так колбасы больше в холодильнике. Вам, насколько я понимаю, она нужнее.

Подошел к домашнему телефону, разорвал провод и разбил розетку.

– За порчу имущества – извините. Прощайте.

Зашел на кухню, проделал то же самое с параллельным телефоном.

Поднял разворошенный портфель – миллионы они здесь искали, что ли? – резко развернулся и направился к выходу. Дверь так и осталась раскрытой с торчащим ключом в замке. Засмеялся, шагнул за порог, захлопнул, закрыл на два оборота, сломал в скважине ключ, обломок выбросил в форточку подъезда.

Спустился по лестнице. В голове крутился стишок – «ищут пожарные, ищет милиция…». Кого они там искали?

Да того.

Белолобова Олега Ивановича.

Взяли его в августе на Эльбрусе, всего на двух километрах. Сначала заботливые комсомольцы с жизнерадостными улыбками репейниками пристали – почему такой маленький, в одиночку, нехожеными тропами пытается лезть в гору, ночевал не на базе, а в своем спальном мешке, после сердобольная активистка в беспокойстве о здоровье мальчика поделилась со старшим группы, и пошло-поехало. Брали ночью, спящим, хоть «Альфу» из столицы не вызвали, и то спасибо. Местные гэбисты прежде несколько раз пальнули в воздух, дав понять, что ломать конечности здесь никому не стоит, затем надели наручники, после пристегнулись к арестованному сами, так и везли до аэропорта МинВод. Оттуда в военно-транспортном самолете, не дав ни пить, ни есть – во Внуково, а уж потом, с эскортом, с мигалочкой – прямо на Лубянку.

За трехмесячный путь на перекладных из Питера на Кавказ он здорово исхудал и мало походил на себя прежнего, того, который через наркоманский притон на Лиговке нашел комнатенку и просто не высовывался оттуда неделю. Через семь дней проверка поездов и автотранспорта должна была ослабнуть – он считал, менты поверят, что потеряли дерзкого пионера.

Пересаживаясь от одного дальнобойщика к другому, достиг какой-то Курской деревушки, где одинокая бабка за работу на огороде поила его и кормила – а позволить себе тратить деньги он не мог. Средства откладывались для другой, более важной цели. Он отрастил волосы, загорел, и стал похож на заурядного сельского хулигана. Запасшись вяленым мясом и сухим сыром на дорогу, электричками, грузовиками, худо-бедно добрался до Нальчика.

Пил на вокзалах и автобусных станциях воду из-под крана, спал в любой подходящей лесопосадке – наломал веток, да и все. Половина – ложе, другая – одеяло. Иногда ему казалось, что он теряет разум, но цель очень сильно поддерживало одно обстоятельство: он теперь мало весил. Белый Лоб верил, что даже с минимумом альпинистского снаряжения сумеет сначала добраться до пещеры, спуститься в нее, и, главное, затем выбраться наружу. Олег понимал, что если Камень не трогать живой плотью, а просто тщательно завернуть в любую тряпицу, перемещений во времени не будет. А завладев им, он сделает кальку, само сокровище надежно спрячет, а с текстом будет работать столько, сколько потребуется.

В Нальчике сдружился с местной шпаной, шпана помогала по дешевке приобретать у старьевщиков ботинки, кошки, очки, крюки, а главное – настоящие, крепкие веревки. Туристический рюкзак сперли, соответственно, у туристов, лыжные палки – во дворе какого-то дома. Самой важной вещью оказалась страховочная обвязка, которую еле выкупили у жмота-кабардинца на рынке. Белолобов, не выдержав, уже принялся орать, что тот сам снял его с трупа погибшего альпиниста, а теперь дерет бешеные бабки, но вовремя оттащили – набежала огромная толпа горячих южан. Фонарик с лампочкой пришлось приобретать в магазине, но он того стоил, нож ему подарили «пацаны» на прощанье в знак дружбы и горского гостеприимства. Ледорубом служил топорик, приобретенный у мясника уже в МинВодах – походил он больше на индейский томагавк, но являлся маленьким и удобным – ну прямо по руке!

К Эльбрусу на автобусе подбросили очередные организованные комсомольцы – как отставшего от своей группы. Поначалу к истории с опозданием к месту сбора ленинские последователи отнеслись с недоверием, но, после того, как он убедительно поведал о самых высоких вершинах мира, напугал байкой о замерзшем португальском альпинисте на Эвересте, гипоксии, камнепадах и рассказал собственный случай с заточением в пещере под толщей сошедшего ледника – конечно, перенеся действие в другую страну с иными участниками, – уважение к мальчишке превысило все возможные пределы. Слушали его, уйдя с передних рядов и усевшись в проходе – чтобы быть поближе, и даже водитель периодически вертел головой, стараясь поймать чуть подглохшим от постоянной работы отечественных автобусных двигателей ухом очередной диковинный факт. А уж описание Пика Лайма повергло всех в мистический альпинистский экстаз.