оскорбленным тем, что дядя заставил его заплатить большую сумму за нью-йоркский Дом в такие сложные времена. Письмо, сколь бы оправданным оно ни было, не помогло восстановить отношения.

Из разговоров с Жан-Жаком Картье

У Клода и дяди Пьера сложились непростые отношения. Пьер мог быть очень прямолинеен, а Клоду не очень-то нравилось, когда ему указывали, что делать. Я думаю, Клод также чувствовал, что его заставили заплатить слишком много за нью-йоркский Дом. Я не знал подробностей – но, думаю, Пьер не совершил бы плохой сделки, скажем так. Он был очень проницательным бизнесменом.

Рубины в Багдаде

Поскольку Великобритания страдала под тяжестью послевоенной инфляции, налогов и нормирования, Cartier London был вынужден искать клиентов за рубежом. Сразу после войны Жан-Жак решил открыть шоурум в Канаде, и Карл Натер несколько раз ездил туда. Они были готовы идти вперед и даже выбрали директоров, которые будут управлять новыми зарубежными филиалами, но в конечном счете план провалился, поскольку правительство Великобритании отказалось разрешить вывоз капитала. Это огорчало, но делало лондонских продавцов еще более нетерпеливыми в поисках крупных продаж.

После войны на Нью-Бонд-стрит, 175 появилось много клиентов с Ближнего Востока, стремящихся превратить свои нефтяные доллары в бриллианты. Когда Карл Натер предложил посетить торговую ярмарку в Багдаде, Жан-Жак согласился, предложив поехать туда с младшим продавцом Полем Вансоном. Один из новобранцев, нанятых Жан-Жаком после войны, Вансон имел опыт работы закрепщика и дизайнера и знал Ближний Восток, так как служил в Бейруте. Осенью 1954 года оба продавца Cartier вылетели в Багдад. Между ними лежали два кожаных атташе-кейса с драгоценностями на четверть миллиона фунтов стерлингов (более $8,7 миллиона сегодня). Среди них был 107-каратный бриллиант, закрепленный в кольцо, и ожерелье с изумрудами и бриллиантами, которое можно было разделить на три браслета и две броши; а также много мелких предметов: пудреницы, золотые портсигары – для привлечения более широкой клиентской базы.

Когда самолет заправился в Женеве и всех пассажиров попросили выйти, Натер и Вансон запаниковали. Если они возьмут с собой сумки, то привлекут внимание, но оставлять их в багажных отсеках – огромный риск. Быстро решив, что безопаснее оставить их на борту, они провели очень нервный час в аэропорту – и вздохнули с облегчением, обнаружив их на прежнем месте.

Двадцать четыре часа спустя эти драгоценности на стенде № 187 Британской торговой ярмарки привлекли внимание нужных людей в Багдаде. Четыре десятилетия назад Луи Картье стремился поразить русскую элиту на Рождественском базаре великой княгини Марии Павловны. Теперь это были правители Ближнего Востока, которые стали одними из самых важных покупателей ювелирных изделий в мире; торговая ярмарка была идеальным местом для обретения новых клиентов. Особенно выделив ожерелье с бриллиантами и рубинами, 19-летний король Ирака Фейсал II пригласил торговцев Cartier в свой дворец. Встреча была приятной, но безрезультатной. Король не купил его, и Вансон «нес ожерелье в отель в кармане пальто!».

Через день, когда драгоценности были упакованы, пропущены через таможню и запечатаны в атташе-кейсах, король решил, что ожерелье ему все-таки нужно. Карл Натер, не привыкший к обычаям Ближнего Востока, сказал молодому торговцу, что уже слишком поздно, и Вансону «пришлось убеждать его, что здесь, в Ираке, король есть король, и ни один таможенник не встанет у него на пути. И точно: через 30 минут наше ожерелье было выпущено из таможни – с многочисленными пожеланиями здоровья от таможенного капитана». Большая удача года, но самый большой заказ был впереди.

Вскоре после ярмарки король отправился в Лондон. Встретив уже знакомого продавца на Нью-Бонд-стрит, 175, он попросил 10-каратный прямоугольный бриллиант. Объяснил, что помолвлен с английской леди и регистрация брака состоится в Cartier. Вансон был в восторге. Но этому не суждено было сбыться. Всего несколько недель спустя, летом 1958 года, король Фейсал II и его семья были зверски убиты в результате государственного переворота. Как и в случае с Романовыми, оборотной стороной огромного богатства и власти были неравенство и социальная нестабильность.

С оружейной точностью

В то время как Клод унаследовал состояние отца, Жан-Жаку приходилось много работать, чтобы нормально жить. Нелли была очень богатой женщиной, но она, как и Жак, считала, что детей не следует баловать большими деньгами. Жан-Жак не возил семью в дорогие места, и ему приходилось копить деньги, чтобы приобрести украшения для жены. Единственной его страстью были лошади. Он купил охотничью собаку, которую держал в местной конюшне, и каждую субботу, в сезон, охотился на лис.

Но никогда не брал отгулов. Каждое рабочее утро начиналось с заседания, на котором он председательствовал. В первый день – с отделом закупок, затем – с финансовой командой, в другой раз – с отделом продаж. Больше всего он любил общаться с дизайнерами, делиться эскизами, обсуждать идеи, одобрять окончательные проекты и предлагать новые. Если приближалась Пасха, Жан-Жак предлагал им сосредоточиться на брошах в виде птиц, чтобы сделать красивую витрину по сезону. Посмотрев драгоценные камни, которые были в запасе, он мог попросить, чтобы цитрин был основой совы, опал – брюшком зимородка, а резной белый халцедон превратился в воробья. Он тщательно планировал каждую витрину и регулярно менял их.

В этих мелочах, благодаря очевидной страсти к своей работе, Жан-Жак постепенно завоевывал восхищение сотрудников. Со временем он превратился в истинного лидера. Возможно, по его мнению, он так и не сравнялся с отцом, но стал действительно уважаем сотрудниками компании.

Из разговоров с Жан-Жаком Картье

Иногда мы планировали выставки в магазине, чтобы показать новую коллекцию. Я настаивал, конечно, что все должно быть по высшему стандарту, но иногда это означало, что мы не успевали закончить вовремя. Я злился на себя всякий раз, когда это случалось. Я был ответственным за мастерскую, и от меня зависело, чтобы все было готово к открытию.

После окончания войны лондонская мастерская постепенно перестраивалась, в нее были приняты лучшие закрепщики и ювелиры страны. Каждый год нанимали несколько молодых подмастерьев. Как и во времена Жака, только один или двое из них выдерживали первый год; затем следовало еще пять лет интенсивного обучения. «Эти мастера – люди с ловкими пальцами, острым глазом и бесконечным запасом терпения, – позже вспоминал сотрудник Cartier. – Прибавьте к этим качествам крепкие нервы, и вы опишете закрепщика, рукам которого можно доверить бесценный камень. Несчастный случай, даже крошечный скол – и последствия можно сравнить с болью хирурга, чья ошибка приводит к гибели человека». Жан-Жак установил строгий порядок: в шоурум попадали предметы высочайшего качества.

 Лилиан, принцесса Рети, в украшениях Cartier, в том числе – бриллиантовом ожерелье, придуманном ее шурином

Жан-Жак с женой Лидией, сестрой Лилиан

После того как в лондонской мастерской Cartier ювелирное изделие закончено, следовала примерка. Одна из сотрудниц надевала ожерелье, брошь или серьги, из задней комнаты вызывали молодых людей («мальчиков», как их называли), чтобы оценить,