о цели. Нам нужно что-то, чтобы пустить кровь. — Последнюю фразу она обращает к Джастину.

Он подходит к нам с перочинным ножом и оставляет неглубокие порезы на ладонях у всех в кругу. Сразу видно, что он вырос не в колдовской общине. Во время тех обрядов, когда надо держаться за руки, мы режем подушечки пальцев, а потом капаем кровью в середину ладони. Порез на самой ладони всегда сильнее болит и дольше заживает. И ранку жжет от любого движения.

Джастин ничего не знает о колдовстве, и ему наплевать. Не знает, что оно значит для нашей семьи. Не имеет ни малейшего представления о нашей истории и культуре. Его заботит только собственное могущество.

— Бабушка! — плачет Иден, и ее голосок разносится по всей комнате. Кулачки барабанят по стеклу.

Люк трясет головой, глядя на Джастина, по щекам у него текут слезы, и он их яростно стирает.

— Впустите ее! Вы что, правда не дадите Аве обнять внучку на прощание?

— Зачем? Чтобы ты сбежал и все испортил?

— Я ничего не буду делать! — кричит Люк. — Честное слово. Ничего не буду делать. Впустите ее попрощаться!

Джастин поджимает губы.

— Прошу вас!

Директор поворачивается к своим экранам, сердце у меня падает.

Но потом створки раздвигаются.

Мы с двоюродными отбегаем от бабушки, чтобы не мешать ей войти в стеклянную кабинку. Бабушка стискивает Иден в объятиях.

— Довольно, — говорит Джастин. — Выходите.

Бабушка усаживает Иден обратно на стул и останавливается, чтобы посмотреть на Люка:

— Спасибо.

— Не надо, пожалуйста… — хрипит Люк.

— Поздно, я ведь тебя уже поблагодарила.

Она выходит из стеклянной кабинки, Джастин резко задвигает дверцы за ней. Люк издает дрожащий вздох. Иден плачет, но уже не так горько, как до объятий.

Мне было всего на год больше, чем ей сейчас, когда мы потеряли дедушку.

Такого просто не может быть.

Мы встаем в круг и беремся за руки. Я, бабушка, Кейша и Алекс.

— Прости меня, я думала, что приняла верное решение, — шепчу я бабушке. Я с самого начала понимала все правильно — а сделать, что требовалось, не смогла.

Бабушка вздыхает:

— Ты же не хотела его убивать. Помнишь, что ты сказала мне на кулинарном конкурсе? Что вздохнула с облегчением.

Я не сдерживаюсь и всхлипываю.

— Потому-то я и остановила тебя в тот день в кухне.

Глаза у меня становятся круглые, а Алекс и Кейша смотрят на бабушку, удивленно моргая.

— Что? — еле выдавливаю я.

— Я позаимствовала дар у Катиуса. Он умеет слегка подталкивать в нужную сторону. — Бабушка усмехается. — Сам он не особенно его ценит, но дар полезный.

Люк говорил, что почувствовал, как какая-то сила отодвинула его в сторону, и я не смогла нанести смертельный удар. Мне привиделось, что он отпрыгнул сам, но на самом деле это был не он. Его оттолкнула бабушка.

— Ты позаимствовала дар у дядюшки?

Я никогда не слышала, чтобы матриархи так умели, но, впрочем, не исключено, что это просто и есть ее дар.

— Я не дала тебе это сделать, потому что знала, что ты не хочешь. Я пыталась защитить тебя от того, чтобы ты запятнала свою душу — как это сделала я, когда убила ту женщину. Вот почему мы и провели обряд, чтобы спасти Иден.

— Обряд, чтобы спасти Иден? — Я смотрю на Кейшу и Алекс, но они в таком же недоумении. — Что ты имеешь в виду?

— Мы принесли человеческую жертву, чтобы привязать свою магию к дому и противодействовать твоему заданию. Пока стоит наш дом, у нас будет магия и Иден будет жива. Если бы ты потерпела неудачу, ты никогда не стала бы колдуньей и волшебство в нашем роду прекратилось бы, зато Иден осталась бы в живых, а мы бы сохранили все, что имеем. Мы просили тебя дождаться нас, прежде чем отправиться на Карибану, чтобы все тебе рассказать. За неделю ты про этого мальчика и не упомянула ни разу. Мы были уверены, что ты не собираешься выполнять задание.

Запах от бабушкиной одежды. Это не дым от барбекю. Это пепел. Запах нечистоты. Он прилипает только к тем, кто участвует в обряде и получает магическую отдачу. Именно поэтому мы, дети, так не пахнем. И поэтому никто из нас не понял, чтó они сделали.

Вот почему мама так настойчиво требовала, чтобы мы без них не уходили. Она не хотела мне говорить, чтó они затеяли, когда разбудила меня, — боялась, что я буду возражать. Они все считали, что я провалю испытание, а они вернутся домой героями и спасителями. Строили интриги у меня за спиной, отняли человеческую жизнь, чтобы обойти мое задание.

Мои родные пошли в подвал к Йохану и вонзили ножи в тело человека, у которого были дети, друзья, возлюбленные. И объявили о своей цели, пока жертва истекала кровью.

Я скриплю зубами:

— А если дом разрушится?

По бабушкиному лицу пробегает тень. Если наша магия привязана к дому, а его уничтожит пожар или потоп, все в семье утратят магию, а Иден умрет. Так что никакой победы они не одержали. А просто заклеили смертельную рану хилым пластырем.

А еще это значит, что я заперла Кейс в доме просто так. Я перечеркнула будущее одной сестры, чтобы спасти другую, но жизни Иден больше ничего не угрожает. Мама с бабушкой поняли, какую ошибку совершили, только когда прочитали наконец мое сообщение. Вот почему мама и писала мне все эти ответы, но было уже поздно.

Я громко шмыгаю носом. Сердце так и колотится.

— Зачем ты рассказываешь мне это сейчас? Зачем заставляешь меня злиться на тебя, когда ты вот-вот умрешь?

Бабушка печально улыбается:

— Потому что я жалею, что не поверила в тебя, когда Мама Джова поверила. Она знала, что ты найдешь способ выполнить задание. Не знаю, чтó ты сделала, но она явилась мне сказать, что ты прошла испытание. Мне было слишком страшно позволить тебе принимать собственные решения. Я тебе не доверяла. И жалею об этом.

Я сглатываю. Чтобы бабушка передо мной извинялась — такого я и представить себе не могла. И не хочу это слушать. Особенно вот так. Не хочу, чтобы она извинялась, потому что сейчас умрет. Она знает, что я прошла испытание, но я уверена, что она не знает, какой ценой. Иначе она не стала бы говорить об этом. А теперь все стало еще хуже. Ведь я не просто вынуждена была запереть Кейс в доме — теперь этот дом становится угрозой для всех нас.

— Ты мне не доверяла! — огрызаюсь я, и